Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Способностей поднять моральный дух обычным способом, то есть упирая на несправедливость врагов, Ираклий не был лишён, если верить Феофану, который цитирует его речь к воинам, где император обращается к ним очень по-свойски, что для самодержца было необычно; остаётся предположить, что он подстрекал их, взывая к их религиозному негодованию:
Вы видите, братья и дети, как враги Божьи попрали нашу страну, опустошили города, пожгли храмы… и церкви, неприступные для страстей, осквернили преступными удовольствиями.
Но самым важным делом была тренировка, предполагавшая обретение индивидуальных боевых навыков, что приводило к полномасштабным боевым учениям в укомплектованных формированиях, реализм которых, очевидно, произвёл глубокое впечатление на источник сведений Феофана – если только он не полагался на личный опыт свидетеля войсковых учений в своё время (он умер в 818 г.), а они, конечно, проводились в столь же реалистической манере:
[Ираклий построил войско]… в две колонны, и явились трубы, фаланги из щитов, и в латах воины, ряды мужественно стояли, и царь велел им сделать вид сражения: пошли сильные снёмы [схватки] и взаимные столкновения, будто на действительной войне, представилось страшное зрелище без убийства и опасности, взаимные угрозы убийственные без кровопролития… (Там же.)
Позже в этом же году новое войско Ираклия выиграло несколько мелких битв (или, возможно, всего лишь стычек) у сасанидских сил в юго-восточной Анатолии, но в 623 г. ещё одно наступление авар на Константинополь вынудило его возвратиться, вследствие чего его едва не взяли в плен, когда он попытался вести переговоры с аварским каганом. Пригороды Константинополя были разорены аварами, и, несомненно, производилась блокада с суши, но о решительных атаках ничего не известно. А 25 марта 624 г. Ираклий решился на свою первую серьёзную контратаку против Сасанидской Персии.
К тому времени все другие средства уже были испробованы, включая попытку уладить дела с более сильной Персией, сдавшись ей на оговорённых условиях. Согласно «Пасхальной хронике» (“Chronicon Paschale”), в 615 г., после крупного поражения под стенами Антиохии, после утраты Сирии и падения Иерусалима, когда персидское вторжение впервые достигло берега Мраморного моря напротив Константинополя, Хосрову II было отправлено письмо, в котором практически признавалось его господство, то есть Византия превращалась в зависимое государство по традиционной персидской системе непрямого управления:
Мы же… дерзновенно уповая… на Бога и на Ваше Величество, отпустили рабов Ваших: Олимпия, самого славного из [бывших] консулов, патрикия и префекта преториев, и Леонтия, самого славного из [бывших] консулов, патрикия и эпарха города, а также Анастасия, боголюбезнейшего пресвитера [собора святой Софии] и синкелла; и мы смиренно ожидаем, что Ваша превосходящая власть примет их так, как ей подобает, и отпустит их к нам… Также просим Вашу кротость считать Вашим родным сыном нашего благочестивейшего царя Ираклия, во всём с охотою готового преклоняться перед Вашею Безмятежностью[727].
Согласно армянской хронике, приписываемой Себеосу, сам Ираклий лично послал письмо Шахину, действующему военачальнику Сасанидов, выражая готовность признать любого, кого назначит Хосров: «Если он скажет: “Я назначу тебе царя”, пусть назначит кого пожелает, и мы примем его» (СР, р. 161). В данном случае эти мирные инициативы потерпели крушение, но в 615 г. на Константинополь не нападали, потому что войска Хосрова были заняты вторжением в Египет, который экономически был ценнее разбитого и осаждённого Константинополя, да и завоевать его было намного легче.
Поэтому о предполагаемом ответе Хосрова ничего не известно вплоть до 622 г. Текст, содержащийся в армянской истории Себеоса, был, видимо, придуман для того, чтобы возбудить религиозное негодование; возможно, он был намеренно искажён, а то и подделан самим Ираклием в пропагандистских целях, дабы укрепить византийское сопротивление.
Что это письмо было пропагандистской подделкой или по крайней мере содержало в себе дезинформацию, доказывает тот факт, что в нём есть цитаты из книги Исаии и из Псалмов, а таким языком уж никак не воспользовался бы Хосров, подчёркивавший религиозную сторону своей войны, в которой он видел борьбу зороастрийцев, поклонявшихся Ахурамазде, богу света, с христианской империей[728]:
Любимец богов, владетель и царь всей земли, рождение великого Арамазда, Хосров – Ираклу, безумному и ничтожному нашему рабу.
…собрав шайку разбойников, [ты] не даешь мне покоя. Не я ли истребил греков? А ты, говоришь, уповаешь на своего бога. Зачем он не спас Кесарию, Иерусалим и великую Антиохию от моих рук? Разве и до сих пор ты не понимаешь, что я покорил и море и сушу? Разве не могу я срыть и Константинополь?[729]
Заставляя лишь укрепиться в предположении о подделке, следующий пассаж в этом письме был, как представляется, сфабрикован, чтобы повысить авторитет Ираклия как военачальника, потому что щедрое предложение, обращённое им к самому себе, предполагает, что воюет он бескорыстно:
И все же я прощаю тебе все твои преступления. Встань, возьми жену и детей и приходи сюда. Я дам тебе поместья, виноградники, оливковые сады, чтобы ты жил [Исаия 36, 16–17]… Да не обманет тебя тщетная ваша надежда[730].
Дипломатия потерпела неудачу, равно как и оборонительные операции, что позволило аварскому и сасанидскому войскам с разных сторон подойти к Константинополю. Поэтому 25 марта 624 г. Ираклий со своим заново обученным войском начал контрнаступление.
Самым простым и надёжным решением было бы следующее: шаг за шагом теснить сасанидские войска, заставляя их отступать во всей Анатолии назад, в Месопотамию. Правда, всей священной утвари и всех сосудов из константинопольских церквей не хватило бы на оплату войска, достаточно крупного для того, чтобы продвигаться вперёд, полагаясь исключительно на свою силу в лобовом наступлении.
Кроме того, даже если поначалу лобовое наступление могло быть успешным (что, впрочем, маловероятно, если учесть соотношение сил), оно всё равно не могло продлиться достаточно долго, потому что при этом Хосров получил бы возможность принять меры предосторожности и достаточно времени для того, чтобы призвать сасанидские гарнизоны, рассеянные по Египту и Сирии, на подкрепление своим войскам, которым предстояла встреча с Ираклием.
Пойдя на изрядный риск, то есть предоставив Константинополю защищаться самому, Ираклий повёл свои войска в глубокое наступление или, если угодно, в стратегический рейд на восток через тогдашнюю Армению, а ныне северо-восточную Турцию, чтобы дойти до исконных земель Сасанидов в нынешнем северо-восточном Иране. Это великое дерзновение было вознаграждено полной неожиданностью нападения.
