По-видимому, войско Ираклия столкнулось лишь со слабым сопротивлением на пути к Феодосиополю (Эрзеруму) и к провинции Айрарат; оно взяло и разграбило Двин и Нахичевань в Персидской Армении, а затем разрушило великий зороастрийский храм в Тахт-и-Сулейман, затушив вечный огонь Вшнасп, как называет его Себеос, а вернее – Адур-Гушнасп[731], возле города Гандзак (греч. Газака), столицы Средней Атропатены, возле современного города Такаб в западном Азербайджане, ныне в границах Ирана.

Это была, несомненно, месть за сожжение иерусалимских церквей в 614 г., но невозможно поверить в то, что эта акция не была также хорошо рассчитанным ходом, призванным спровоцировать Хосрова на необдуманный и слабо подготовленный ответ, ибо Адур-Гушнасп был во многом его династическим святилищем[732]. Именно так и случилось в действительности: разрозненные и нескоординированные сасанидские войска были отправлены, чтобы перехватить Ираклия, и его люди разбили по меньшей мере одно из них, во главе которого стоял самый выдающийся из сасанидских боевых командиров, Шахрвараз; затем войско Ираклия встало лагерем на зиму.

В марте 625 г. Ираклий спешно отступил из Армении на более тёплые равнины юго-восточной Анатолии, преодолев горный проход Киликийские ворота (ущелье Гюлек-Богази в нынешней Турции). В определённый момент Шахрвараз снова решил преследовать его, но все усилия персов объединить силы против весьма подвижного войска Ираклия потерпели неудачу. Этот поход стал крайне длительным и особо успешным воплощением того оперативного метода, который рекомендуется для сил, находящихся в меньшинстве, вышеупомянутым руководством «О стратегии» (“Пери стратигикис”).

Эта война в передвижениях велась в пределах Анатолии, то есть на территории империи[733]. Значительная часть её гориста, но даже там горы прерываются плодородными хорошо орошаемыми долинами, тогда как в южной Анатолии располагаются более богатые прибрежные равнины Каппадокии и Киликии.

Этим можно объяснить выживание войска Ираклия: его кормила, конечно же, не казна в Константинополе, истощившаяся от нехватки имперских поступлений, а налоги, собираемые на месте, доходы от тамошних церквей и монастырей, а также, несомненно, насильственные реквизиции. Кроме того, все источники сходятся в том, что марши и сражения с обеих сторон прекращались с приближением зимы. В Анатолии она может быть весьма суровой, причём не только в скалистых горах, но и на равнинах – по крайней мере во внутренней части страны, где даже равнины по большей части представляют собою высокие плато.

Бойцов нужно было закалять для зимних кампаний, и римские командиры порою делали это, приобретя славу сторонников строгой дисциплины: в любую погоду их бойцы носили полотняную одежду. Однако Ираклий, похоже, не подражал такой практике, если мог обойтись без неё: его некогда устранённый предшественник, то есть, вероятно, его непосредственный законный предшественник, Маврикий (582–602 гг.), был свергнут и убит мятежниками, когда приказал войску выступить в зимний поход против авар и славян после долгих месяцев сражений. Предводитель мятежников, Фока (602–610 гг.), захватил императорскую власть, как до него делали многие, но у него не хватило политического таланта на то, чтобы создать атмосферу легитимности, и возникшая вследствие этого смута дала Хосрову возможность предпринять вторжение.

Хотя Ираклий находился в численном меньшинстве и его преследовало не одно персидское войско, он не мог просто остановиться с наступлением холодов, если бы сасанидские войска уже не остановились сами, опередив его в этом, – а они вынуждены были так поступить. Дело не в том, что сасанидские бойцы не столь выносливы, как византийские, но их лошадям нужен был фураж, чтобы выжить после наступления октября, когда в горных областях Анатолии зелёные пастбища истощаются, так что им приходилось отступать на зимние квартиры, где у них хранился фураж, и пребывать в относительном бездействии до самой весны.

Эта логистическая деталь стала чрезвычайно важным фактором в последующих событиях. Создалось следующее мнение: что бы ещё ни затеял Ираклий, ему придётся возвратиться на территорию империи в Анатолии, чтобы найти убежище в хорошо снабжённых квартирах до наступления зимы – ведь именно так он поступил в 624 г., а потом и в 625 г.

Это обусловило стратегическую неожиданность в 627 г., когда он продолжил продвигаться вперёд даже зимой. Византийские кони не отличались от сасанидских, но в мире всё же существовали совсем другие кони, и вскоре они вышли на сцену событий, причём самым драматическим образом.

Ираклий ещё находился далеко от Константинополя 29 июня 626 г., когда город подвергся двойной атаке: авар с их осадными машинами и следовавших за ними славян – и сасанидского войска Шахрвараза. Согласно «Пасхальной хронике» (“Chronicon Pascale”):

И авары, и персы уже бывали там, как мы видели, но порознь. Весьма вероятно, что они сговорились о совместных действиях в 626 г., чтобы напасть на город одновременно – так утверждает Феофан: «Сарвароса [= Шахрвараза] с остальным войском [Хосров] послал против Константинополя, чтобы присоединить к себе западных гуннов, называемых также аварами, со… склавами… и с ними идти к осаде Константинополя»[735].

Даже если обе стороны прекрасно договорились друг с другом на уровне политическом, это ничего не значило для оперативной координации двух войск – а ведь именно сухопутные войска прежде всего атаковали приморский город Константинополь, выдававшийся в море только узкой частью, обращённой к суше, да и та была сильно укреплена. Ни у Сасанидов, ни у авар не было с собой кораблей, а тем более военных судов.

Каган принял следующее решение: послать своих подданных-славян на их лодках-однодеревках (моноксилах), чтобы атаковать обращённую к морю часть города, выходящую на Золотой Рог: правда, там стояла оборонительная стена, но она представляла собою куда менее прочный барьер, чем стена Феодосиева. Те же лодочки должны были перевезти на европейскую сторону сасанидских бойцов. Славяне «приплыли с Истра [Дуная] на бесчисленном множестве выдолбленных ладей [моноксил-однодеревок] и наполнили весь залив [Золотой Рог]»[736]. Славянские лодки не могли сравниться с галерами и боевыми лодками византийского военно-морского флота, укомплектованными обученными экипажами и лучниками на борту. Никакие катастрофические поражения, лишившие империю её самых ценных земель и большинства её войска, не могли причинить столь же тяжкий ущерб флоту империи, который всё ещё удерживал приморские владения в северной Африке, южной Испании, на Сицилии, в Италии, на Крите, на Кипре и на многих островах Эгейского моря.