Или еще:

Ничего нового она в данном случае не изобрела; но ее академический подход к предмету, занимавшему ее все четыре года, был научным — современным — и необычно новым. С твердой, лишенной чувства юмора германской педантичностью она изучала, взвешивала и переформулировала даже самые простые упражнения в обучении скрытности и всяким хитростям, которые до 1914 года оставались методом проб и ошибок, элементарными приемами животной хитрости.

Любопытно отметить, что единственными последователями «фрейлейн доктор» оказались ее противники. В дижонской французской разведшколе, откуда агентов через Швейцарию направляли в Германию, проходили всесторонний курс шпионских наук, которому могли бы позавидовать де Бац или Шульмейстер, хотя им вряд ли удалось выдержать по нему экзамен. Но методы вербовки, принятые в этом учреждении, оставались желать лучшего. За приманку будущего шпиона назначалась крупная сумма. А поскольку вопрос о честности и природных наклонностях дижонских рекрутов решался главным образом теми, кто получал материальную выгоду от привлечения этих кандидатов, все обучение было подорвано низкими стандартами отбора претендентов.

В Лондоне была учреждена англо-французская школа, в основном под наблюдением англичан, придававших большое значение тщательной подготовке шпионов. Особенно это касалось агентов, которым предстояло работать в морской разведке, в отделе, руководимом Реджинальдом Холлом и Альфредом Юингом, либо в прославленном отделе секретной службы, вдохновляющим гением которого был капитан Мэнсфилд Кэмминг. Лондонская школа — в соответствии с донесениями в Антверпен — была эффективным и превосходным в своем роде инструментом, действуя «по немецкому образцу», согласно которому «ученики» делились на пять классов и знакомились со всеми деталями шпионской службы.

Во время войны британцы вряд ли могли вернуть этот комплимент. Антверпенская школа, которая оценивалась исключительно по ее выпускникам, схваченным и осужденным на вражеской территории, никогда не пользовалась особым уважением. Йозеф Маркс, огромный и неуклюжий, как медведь, был глуповатым, малодушным и малопригодным для шпионажа агентом, который прославился тем, что первым принес из Бельгии подлинные вести об «ужасной фрейлейн Эльзбет». Маркс, как и другие антверпенские шпионы, чтобы выбраться из страны и миновать полевую жандармерию и пограничников, имел при себе в качестве служебного удостоверения банкноту с кодовыми знаками на полях. Но как только он высадился на берег в Тилбери, ему сразу же стало очень страшно: британская таможня, офицеры портового контроля и полицейские — все напомнило ему о том, что он находится один среди многочисленных врагов, включая контрразведчиков Скотленд-Ярда.

В багаже Маркса не содержалось ничего такого, что могло бы вызвать интерес проверяющих, кроме альбома с марками, которым Эльзбет Шрагмюллер снабдила его. Маркс не стал ждать, как на таможне отреагируют на его багаж. Стоя в очереди на досмотр, он загораживал путь другим пассажирам своей огромной фигурой. И когда его резко попросили отойти в сторону, он запаниковал, решив, что «они его уже заподозрили». А потом они «засекут» его альбом с марками… На сей раз фрейлейн Эльзбет прибегла к уловке с альбомом специально для его морской миссии. Альбом содержал набор марок, которые ему необходимо было отправить по явочным адресам в Нидерландах из разных британских портов, чтобы сообщить, что на дату почтового штемпеля на конверте в гавани находилось столько-то разных видов военных судов — в зависимости от количества каждого вида марки, которую он вложил.

Боевые корабли были представлены европейскими странами; африканские марки представляли линейные крейсеры; южноамериканские — тяжелые крейсеры; австралийские марки предназначались для легких или разведывательных крейсеров; североамериканские — для эсминцев, а азиатские обозначали большие наемные военные суда. Но Йозеф Маркс, здоровенный и глупый, не дал себе возможности применить все это на деле. Вступив на английскую землю, он задавил в себе шпиона. Все, чему его обучали, в порту Тилбери было выброшено за борт, в буквальном смысле слова; дрожа от страха, он отыскал ближайший полицейский участок и, к огромному изумлению британцев, признался, с каким поручением прибыл на берег, и сдался на их милость.

Но были и другие военно-морские шпионы, которых «фрейлейн доктор» помогала обучать и наставлять и которые оказали школе большую честь. Даже те, кто принесли в жертву свою жизнь — например, как агент Мюллер в Ньюкасле, — не были обнаружены, прежде чем они, благодаря стратегиям фрейлейн, успели передать важные диаграммы или закодированные отчеты. Ее выпускникам редко приходилось перенапрягаться, чтобы соперничать с более или менее неопытными практикантами, посланными противником в Швейцарию или Испанию. Военные умы лихорадило и в Вашингтоне, пока Америка оставалась нейтральной территорией; но из шпионов, продажных информаторов и неуклюжих любителей приключений, завербованных кайзеровским атташе полковником фон Папеном и военно-морским капитаном Бой-Эдом, мало кто подходил под антверпенскую марку.

Поскольку контрразведка носит оборонительный характер, ее можно справедливо оценить и публично одобрить только по завершении боевых действий. И даже после поражения Германии было признано, что ее контрразведывательная организация являлась неподкупной, бдительной и бесстрашной. Антверпену, игравшему второстепенную роль в защите, достались одни лишь порицания, поскольку постепенное ослабление немецких сил в этой области сделало всю диверсионную операцию секретных служб дорогостоящей ошибкой.

Впоследствии, из-за пресловутой славы «восхитительной блондинки-суперагента мадемуазель доктор», о ней ходили самым нелепые слухи. Она стала первой женщиной, удостоившейся высокого поста руководителя школы, которая подчинялась армии и армейской дисциплине, — первой, кто отличилась тем, что помогала организовать и контролировать шпионские отделения во время войны.

Эта школа была ее гордостью, и она жила ее интересами. Слава школы, успехи и даже конечный провал прочно связаны с именем «фрейлейн доктор». Но очень многое из того, что ей приписывалось, — чистый вымысел.

Утверждалось, что она совершала секретные поездки в Париж и другие места, за которыми внимательно следили союзники, для передачи личных инструкций ключевым агентам или для сбора собственных разведданных. Кто знает? Ее ценность как руководителя и ее шпионский опыт предполагают, что вряд ли ей разрешалось покидать пределы шпионской цитадели Антверпена.