рынке падали в ноль, отчего им приходилось искать счастья в области.

Мать прибегла к последнему средству и пригрозила отказаться от Снаткиной как от дочери, все равно никакого толка от нее, всех мужиков распугала, даже плохоньких, — бобылица, ни мужа, ни детей, ни дворняжки.

Снаткина задумалась. Сочинять частушки ей нравилось, но оставаться сиротой при живой матери не хотелось. Впрочем, угроза не состоялась — мать Снаткиной сама познакомилась со вдовцом и завербовалась с ним на Север, они уехали, захватив с собой младшего Дмитрия. Снаткина осталась в Чагинске с другими братьями, Виталиком и Леней.

Она продолжала жить отдельно, братьев видела редко, сама же устроилась работать сушильщицей на торфозаготовках. Промысел располагался к северу от Чагинска в двадцати километрах, обязанности были несложные, людей вокруг немного, и пищи для частушек тоже. Снаткиной все нравилось, за исключением одной досадной неприятности. То ли от жара сушильной печи, то ли от болотного воздуха кожа у Снаткиной сохла и трескалась, трещины воспалялись, покрывались коростой. Снаткина мучилась и плохо спала.

Однажды бульдозер расчищал от сгнившего ельника осушенное болото, и непонятно откуда выскочила молния. Молния осмотрелась и поплыла за бульдозером. Снаткина с детства знала, как вести себя при шаровых молниях — не шевелиться и дышать медленно, а бригадир, похоже, не знал, заметил молнию и побежал за бульдозером, хотя Снаткина приказала всем замереть и дышать носом.

Бригадир крикнул, молния обернулась на него, неуловимым движением оказалась возле и лопнула зеленой вспышкой. Бригадира убило, однако Снаткина не растерялась, подбежала к мужику и долго стучала его кулаками в грудь.

Так рассказывали.

Бригадир ожил и очнулся, но был не в себе, не узнавал никого, и тогда Снаткина закопала его в торф, оставив на поверхности голову и велев не кормить. Через два дня бригадир вспомнил имя и свою жизнь, Снаткина его откопала.

Из-за этого случая в Снаткиной стали подозревать ворожейку. Пошли слухи, что отец ее — тот самый кологривский колдун и провидец. Что мать ее бегала в Кологрив узнать про своих братьев, пропавших в двадцать восьмом на Катуни — то ли украденных, то ли съеденных волками, то ли умерших от тифа. Про братьев колдун отвечать не стал, но после возвращения мать Снаткиной родила девчонку с черными глазами. Колдун завещал, что жить Снаткина будет долго, а когда придет время, получит от него полагающуюся силу. И вот как-то раз Снаткина заболела, отвезли ее в больницу, а там сказали — всё, не жиличка, отмучается скоро, везите в область. Доставили в область, а туда прямо в больницу вдруг ей принесли бандероль, а в ней серебряная ложка. И как Снаткина взяла эту ложку, так и на поправку пошла.

А колдун в Кологриве в это время как раз и умер, а через ложку все свои могущества дочери передал, такие дела.

Поговаривали, что Снаткина умеет воскрешать заговорами и портить глазом, сама не хочет, а портит. А уж если кого невзлюбит, то тот не жилец, на гной от одних частушек изойдет, сколько раз такое случалось. А уж если кого ложкой заденет… Ну и про мужскую силу. Что встречи со Снаткиной на эту силу весьма пагубно влияют, находиться рядом не стоит, если Снаткина близко, то все — хочешь не хочешь, а сила расточится. Рабочие стали увольняться с торфозаготовок, в результате чего бригадир, хотя и был Снаткиной признателен, попросил ее перевестись на другой участок. Но Снаткина вовсе уволилась и вернулась в город.

Умер старший брат Снаткиной — Виталий работал на железной дороге и попал под дрезину, ничего не осталось, ни детей, ни имущества.

Снаткина не торопилась на работу, устроилась было мыть полы на хлебокомбинат, но ненадолго — горожане жаловались, что хлеб стал горек, кто его знает, что эта сумасшедшая в опару крошит.

Иногда она мыла полы в клубе, иногда устраивалась уборщицей в детский сад, иногда подсобницей в столовую, но долго нигде не задерживалась. Через несколько лет Снаткиной повезло: жену торфяного бригадира назначили директором архива, она вспомнила про Снаткину и позвала ее. Делать в архиве ничего было не надо, посетители заглядывали раз в неделю, Снаткина проверяла пропуск и выдавала материалы, а все остальное время вязала носки и шарфы, которые потом продавала пассажирам проезжающих поездов. А еще продавала клубнику, соленые и сушеные грибы, клюкву и настойку из чаги. На жизнь вполне себе хватало, да и больше, получалось откладывать. Сначала Снаткина собирала на сберкнижке, затем один дедушка ее научил, что на книжку лучше не откладывать, а покупать золото. Видишь, золото продают — покупай, только бирки не снимай, так пусть и лежат с ярлыками, и с камешками ничего не покупай, одно золото пусть, кто его знает, как там дальше, а золото пригодится.

Умер средний брат Снаткиной, Леонид. По непонятной причине, скоропостижно, признали порок сердца. Детей тоже не осталось.

Снаткина так и работала в архиве. От этой работы она постепенно успокоилась, ругаться стала реже да и показываться на людях нечасто.

Через несколько лет в Чагинск приехал младший брат, Дмитрий. Он рассказал, что мать два года как умерла. На Снаткину она осталась обижена и велела Дмитрию не приглашать ее на похороны и ничего про ее жизнь не рассказывать. Но половину всего имущества завещала. И вот эту половину Дмитрий и привез.

Денег оказалось неожиданно много, и Снаткина купила дом. Прожив большую часть жизни в избах, где ширина комнат едва превышала раскинутые руки, а до потолка можно было достать не подпрыгивая, Снаткина выбрала самый большой и крепкий, на углу Кирова и Сорока лет Октября. Дом принадлежал директору «Сельхозтехники», и уступать он его не собирался, но Снаткина продала золото, дала полуторную цену и въехала через неделю. Она ходила по пустым комнатам своего дома и была счастлива.

Следующие годы Снаткина жила с удовольствием. Зарплаты ей хватало, поскольку привычка мало есть, приобретенная в детстве, осталась с ней. Картошку, морковь и лук она выращивала на участке, хлеб, муку и сахар покупала, ягоды и грибы собирала. Пожалуй, она бы могла и вовсе не работать, но совсем без дела Снаткина скучала, она привыкла к архиву, к запаху бумаги и старых чернил, к сонной, мирной атмосфере.

Однажды в дождливом августе Снаткина нашла на чердаке дома коробку с пустыми бухгалтерскими книгами. Снаткина помнила все сочиненные ею частушки и подумала: не записать ли их? Книги были толстые, и бумагу Снаткина не экономила, прописывала каждую частушку на отдельном листе, и когда заполнила три книги, Снаткину посетила новая