в фильме ужасов. У пиктов. Пикты любили пиктограммы. Лучше по-другому.

В ходе подготовки Дня города Хазина кусает мышь. Однако он, не обращая внимания на возможные последствия, эту подготовку продолжает. Город Лыково двести восемь лет известен как центр производства банных принадлежностей. Здешние мастера вяжут до двенадцати разновидностей оздоровляющих веников, производят отличное натуральное мыло, знаменитые лыковские мочалки экспортируются в пять стран, в шапочках для парилки парятся члены правительства, а голубые кембрийские грязи из карьеров избавляют от кожных болезней. Хазин собирается продвигать Лыково как банный и рекреационный центр. Однако вскоре ассистенты Хазина начинают подозревать, что через укус в Хазина проникли не только бациллы, но и метафизическая сущность мыши, мышь заражает Хазина мышью. Его движения становятся суетливыми, а поступки чрезмерно осмотрительными, пугливый мышиный дух находит причудливые отражения в мыслях и делах. Хазин отказывается от большей части озорной фестивальной программы, вместо мыльного марафона отдавая предпочтение организованному шествию трудовых коллективов. Вместо состязаний по экстремальному сидению в парилке организует выступление квартета отличников народного просвещения, вместо дуэлей на вениках и подъема на мыльный столб — перетягивание каната, вместо пивной гонки — дегустацию сыра. Городская администрация одобряет начинания Хазина и особенно экономию бюджета, Хазину обещана премия, однако в разгар праздника, увидев крадущуюся к нему кошку, Хазин панически спасается бегством и, ослепленный животным ужасом, забивается в трубы, лежащие возле мэрии. И застревает. Отыскать его удается через два дня, к этому моменту Хазин совершенно безумен. Фигня.

Фигня-фигня, чушь. Очень плохо. Хазин личность настолько жалкая, что литература отторгает его еще на стадии замысла. Про него хорошо бы басню, фельетон или саркастические стихи. Ироническая поэма «Неброская» про штурм Хазиным сердца и тела смотрительницы клуба Зинаиды Захаровны, примерно так. Поэма в четырех вожделениях. В комнату вошел серьезно настроенный Роман.

— Спрятался в сортире, — решительно сообщил Роман, не поздоровавшись.

— Счастливчик, — согласился я и уточнил: — Хазин, надеюсь?

— Хазин.

— Не худший исход для Хазина.

— Плачет и смеется. По-моему, он нехило упорот.

— Ты думаешь?

— Да, — сказал Роман. — Спрятался в сортире и попросил закрыть себя на замок.

— И ты закрыл?

— Он настаивал. Типа если мусора увидят замок, то решат, что внутри сортира никого. А он посидит потихонечку, телевизор посмотрит.

— Какой телевизор? Где?

— В сортире. Снаткина вчера поставила. Черно-белый. Но антенны пока нет, приходится смотреть помехи. Никогда не смотрел?

— Нет…

— А я попробовал. Знаешь, посетил утром по делам… Полчаса просидел, смотрел на полосы… Успокаивает.

— Давно доказано, что содержание передачи вторично, — сказал я. — Большинству людей, в сущности, все равно, что смотреть. В Америке есть программы, по которым показывают исключительно вязание или то, как жарят мясо. Кстати, здравствуй.

— Да-да…

Роман высморкался.

— Ты как? — спросил я. — Сбежал?

— Не, не сбежал… Этот придурок меня сам зачем-то отпустил. Вчера еще.

— Федор?

— Федор-Федор… Выставил из камеры и послал пинком. Дебил.

Все-таки Светлов поспособствовал. Спасибо, Алексей Степанович.

Роман увидел пустую бутылку «Тройной», вопросительно подвигал бровями.

— Слушай, а чего это Хазин такой дерганый? Опять проворовался?

— Нет, боится, что его убьют.

— А его убьют. — Роман задумчиво смотрел на бутылку. — Его непременно убьют, такую скотобазу убьют обязательно…

— Извини, — сказал я.

— Ничего, это я для сувенира покупал… Слушай, Виктор, у меня есть кое-какие мысли… Вторая осталась?

Про Романа я бы тоже чего-нибудь сочинил — похоже, у меня вдохновение. Повесть. Достойный жанр. Дрянные повести встречаются гораздо реже дрянных романов, поэтому лучше повесть. Про любовь. Роман поехал плясать на корпоратив во Владимир, но ночью сбился с пути, попал в ледяной дождь и случайно заехал в Южу. Переночевав в машине, Роман наутро выясняет, что дороги перекрыты, и понимает, что в ближайшие сутки он из НЭжи не выберется, после чего решает побродить по городу. В одном из кафе он знакомится с Ольгой, официанткой и бывшей учительницей. Они бродят по Юже, и Роман понимает, что Ольга нравится ему все больше и больше. Ночью ледяной дождь повторяется, и на следующий день Роман снова встречается с Ольгой. Они колесят по округе, посещают место, где в 1971 году произвели подземный атомный взрыв, посещают Святое озеро и монастырь, основанный Макарием Южским. По пути в Холуй их застигает метель. Они ночуют в машине. На следующий день Роман придумывает повод, чтобы остаться еще…

— Эта сволочь, похоже, на нас ментов натравила, — сказал Роман. — Вот сука-то…

Я тоже посмотрел в окно и убедился, что это правда — на углу парковался Федор; про Федора я мог бы сочинить рассказ. Хотя я сочинил про него рассказ, про то, как мы ходили топить кота. И опубликовал в любительском журнале с глупым названием. Хороший рассказ.

Выйти Роман не успел, Федор уже стоял на пороге и был разгневан. Я это сразу понял — нижняя часть лица выглядела так, словно он сжевал килограмм лимонов, судорогой сведена. Обмахивался кожаной папкой.

— Какое чудесное утро, — сказал я. — Все флаги в гости к нам спешат.

Похоже, остроумие у меня вступило в фазу затухания, истощилось после визита Хазина.

— Паспорт, — процедил Федор.

— Ты мне еще мой не отдал! — с вызовом сказал Роман. — Не имеешь, кстати, права…

— Паспорт, Витя, — повторил Федор.

— Зачем тебе паспорт?

Федор увидел кирпич, поднял и стал нюхать.

— Меня вчера, между прочим, обокрали, — сказал я.

Федор мое заявление благополучно проигнорировал, продолжая изучать кирпич.

— Этот кирпич мне в чемодан подкинули. Вместо ноутбука и сканера. А ноутбук и сканер сперли, Федя, у тебя в городе ворье. Добра на полторы тысячи баксов увели, между прочим…

Федор бросил кирпич на пол.

— Где идиот? — спросил Федор, отряхивая руки.

— Какой именно? — уточнил я.

— Хазин. Он же сюда бежал, я видел.

— В сортире, — ответил Роман.

— Остроумно, Рома…

— Это правда, — сказал я.

Федор уставился на меня:

— Виктор, паспорт давай.

— С чего вдруг?

Федор раскрыл папку, достал железнодорожные билеты. Один вручил мне, другой Роману.

— До Москвы, — сказал Федор. — Два билета. Поезд через полтора часа.

— Я никуда не собираюсь уезжать, — заявил Роман. — С чего вдруг я должен куда-то собираться? Я на праздник остаюсь…

Я подумал, что на самом деле Федор весьма кстати со своими билетами. То есть это вообще идеальный вариант. Везенье. Впервые за много дней. Поэтому я сказал:

— Я тоже не собираюсь уезжать.

— Что?!

— Я собираюсь писать книгу. Про Чагинск. Про то, какой это дерьмовый городок…

Федор треснул папкой по спинке кровати. Нижнюю часть его лица перекосило еще сильнее. А на висках и вовсе проступили вены.

Роман вертел билет между пальцами и поглядывал на кирпич.

— Значит, так, Витя, — Федор кривился и дергал щекой. —