– Окна! – восклицала Валка. – В жизни не видела в этих местах окон!

Окна были высоко на стене просторного колонного зала и пропускали внутрь алые лучи, которые падали на пыльный пол. Колонны рядами высились по обе стороны; некоторые несли на себе трещины – следы еще не случившихся катаклизмов. Город открылся мне в новом свете. Он больше не был печальным и траурным, не был памятником исчезнувшему народу и померкнувшей славе. Эти залы не были пристанищем призраков древних королей и императоров. Здесь бродили фантомы будущего, куда более великие и удивительные, чем те, что населяли западный берег Нила на заре человечества.

Проходили месяцы, и наконец мы нашли путь в верхние залы. Мы провели в пути несколько дней, пока не обнаружили верхние врата и таким образом оказались на одном из верхних отрогов горы.

В темном звездном небе сияло красное солнце. Мы с Валкой вдвоем вышли наружу и посмотрели на склон щитового вулкана, протянувшийся на десятки миль вперед и более чем на двадцать миль вниз, до ржавых равнин. Мы едва могли различить наш лагерь и арки-кольца, похожие на пальцы могучей руки.

– Ты слышал? – спросила вдруг Валка, осматривая местность с нашего наблюдательного пункта.

Что я мог услышать? Я на секунду задержал дыхание, но единственным звуком, что смог различить, была пульсация крови в ушах.

Ничего.

– «Тишина, – сказал я, вспомнив старинную цитату, – великая империя тишины, выше, чем звезды, глубже, чем царство смерти! Она одна велика! все остальное мелко»[26].

Валка прекрасно знала классический английский и промолчала. Мы уже очень долго были вместе. Она понимала мои настроения, и моя тяга к романтике больше ее не раздражала. Она просто стояла рядом. Мы словно сами стали крошечными воплощениями тишины.

Но даже самый мелкий, самый ничтожный способен бросить вызов империям и держать их в своей власти.

Первым тишину нарушил я:

– Кстати, мы ведь не дали этому месту имени.

– Я тоже об этом думала, – ответила Валка.

– Придумай что-нибудь?

– Это ты у нас специалист по цитатам и истории! – поддела она меня.

Я посмотрел на нее. Энтоптика маски работала так, как будто на мне вовсе не было шлема. Изображение окружающего мира проецировалось прямо мне в глаза двойным конусом. Мне захотелось поцеловать Валку, но мешали керамика и алюмостекло.

– Имя должна придумать ты, – настоял я.

Валка отошла к краю обрыва, легко и осторожно ступая. Сделав чуть больше десятка шагов, она повернулась:

– Анитья. Назовем это место Анитья.

– Разве не так называется та музыкальная группа, которая тебе нравится? – спросил я, тыча пальцем себе в грудь, указывая на несуществующее изображение. – Те, что с черепами?

Валка криво улыбнулась:

– Это значит «непостоянство»[27].

– Анитья… – повторил я, не слишком задумываясь о значении слова, которое Валка выбрала для названия новой планеты. – Пусть будет Анитья.

Для меня выбор имени значил многое, но Валка не стала заострять на нем внимание.

– Вызову шаттлы. Нужно обустроить здесь второй лагерь, чтобы исследовать с двух фронтов. Хочу закончить голографическую модель города к концу недели.

Я отпустил ее, проводил взглядом вверх по склону. Она взбиралась все выше, ища место, где могли бы приземлиться шаттлы. Я уже представлял, где будут вбиты колышки, отмечающие путь к верхним вратам. Предоставив Валке разбираться с шаттлами, я повернулся и направился назад к воротам, намереваясь вернуться в верхний атриум, где мы оставили солдат.

Сквозь ботинки я ощущал, как крошится под ногами камень, отчего тишина казалась еще более зловещей. Я и не думал, что когда-нибудь буду скучать по ветру, тем более по гулу и свисту воздушных компрессоров и системы климат-контроля.

Мы не знали, где на этой горе могут появиться новые руины и появятся ли вовсе. Пилоты «Сфинкса» то и дело находили новые входы, но Валка хотела увидеть все сама, и поэтому мы с ней лично лазили в потемках через зоны с разреженным ядовитым воздухом. Мне доводилось смотреть на бездонное небо с бесконечных башен Форума, но только здесь я ощущал себя поистине на вершине мира. Даже на башне Воргоссоса я не чувствовал себя таким высоким, ибо та узкая конструкция была создана руками человека, а эта гора являла собой нечто совершенно иное.

Обитель богов – пустая, тихая и чистая.

Недолго побыв один, я задержался у входа, бросив еще один взгляд на нашу базу внизу. Положив руку на круглую арку, я мешкал, откладывал дела. Солдаты могли еще подождать.

Пора заканчивать эту главу. Боюсь, рассказ и без того вышел слишком длинным, даже для такого долгожителя, как я. Я бы вообще не стал тратить на него дорогие красные чернила, если бы не то, что случилось далее.

Поднялся ветер и прошелся по вершине, подхватив своими руками мою шинель. Я прижался к арке, не сразу осознав, какое чудо происходит у меня на глазах.

Здесь ведь не было атмосферы.

Я позвал Валку, но не дождался ответа.

– Милорд? – окликнул меня появившийся из зала солдат. – Все в порядке?

– Ты почувствовал? – спросил я. – Ветер!

Солдат удивленно наклонил голову:

– Ветер? Сэр, какой еще ветер?

Скафандр притупил эмоции в его голосе.

Это началось снова.

– Видел? – спросила меня голографическая капитан Корво.

Она оставалась на орбите с Дюраном, Халфордом и Аристидом. Полноразмерные призраки этой четверки висели над голографической камерой в лагере.

– Сама знаешь, что видел, – ответил я, скидывая ногу с ноги и наклоняясь.

Я сидел на низком стуле у края камеры. Изображение передавалось на орбиту с обычной секундной или двухсекундной задержкой. Рядом, за кадром, сидела Валка, чуть поодаль – принц Александр. Мой юный подопечный провел в фуге почти все три года пребывания на Анитье, но теперь мы решили разбудить его и показать правду. Мы с Валкой отвели его в разрушенный город и дали вдоволь насмотреться на его причудливые залы.

И тут нам пришла повестка на фронт.

Запись стояла на паузе. Сэр Фридрих Оберлин – теперь директор Фридрих Оберлин – замер на полуслове. На черном стекле консоли для меня и офицеров отображались досье и рапорты.