Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мои воины, каждый ухватив свою добычу, связав захваченных молодых мужчин и женщин, тащили все это за город. Дыма было так много, что при каждом вдохе чувствовалось как он забивал твои легкие. Начиная с полудня, в Дели уже никого не убивали и никто не оказывал сопротивления, все поняли, что оно бессмысленно. Три дня я пребывал во дворце Малу Экбаля, и только на третий день развеялся дым пожаров над небом Дели, к тому времени и я значительно окреп. На рассвете четвертого дня мой гулям, как и в предыдущие дни, принеся касу, наполненную каймаком и поставив ее предо мной, хотел было удалиться, когда вдруг ему стало плохо, его вырвало и всё, что он изверг оказалось в той касе с каймаком.
Переведя дух, гулям взмолился: «О эмир, прости меня, ибо то ужасное произошло помимо моей воли». Я ответил: «Я воин и всю жизнь привык видеть кровь и раны, вид рвоты тоже не смутит меня, выбрось содержимое этой касы подальше и принеси для меня другую».
Однако моего гуляма охватил новый приступ рвоты, она его настолько одолела, что он повалился наземь, не в силах подняться вновь. Я крикнул, чтобы пришли и унесли его и передали в руки лекаря для лечения. Несколько человек вошли в комнату и унесли гуляма, через час после того, пришел Кара-хан, как я заметил, выглядел он задумчивым. Я спросил, о чем это он так серьезно думает. Он ответил: «О эмир, твои воины испытывают тошноту и лихорадку, спросив лекаря о том, что это за болезнь я получил ответ, что это холера». В тот момент я вспомнил слова, услышанные мною в Кветте от Абдуллы Вали-уль-Мулька, утверждавшего, что всех, кто пытался взять Дели, поражала болезнь, вынуждая завоевателей в смятении поворачивать вспять, и что та болезнь не берет лишь самих местных жителей, поражая только пришельцев. Из донесений, поступавших ко мне за эти часы, явствовало, что мои воины, вначале здоровые без малейших признаков недомоганий, внезапно начинали испытывать тошноту, затем лихорадочную дрожь. Холерная болезнь, поражавшая их была такой сильной, что через два часа после этого они валились с ног, да так, что они вообще были не в состоянии двигаться. У военачальников, что приходили с такими донесениями, я выспрашивал, больны ли холерой сами жители города и пленники, которых к тому времени вывели за его пределы. Военачальники доложили, что часть жителей и пленных так же заболели холерой.
Наш лекарь был бессилен сделать что-либо для излечения пораженных той болезнью и я сказал, чтобы он обратился за содействием к индусам, те же сказали, что для лечения от холеры кроме выжатого сока (экстракта) кукнара (т. е. опиумного мака) нет иного средства. В сожженном и разрушенном Дели нельзя было отыскать экстракта кукнара и я велел поискать его в окрестностях. Для сбора сухого кукнара, выделили людей, они принесли некоторое его количество, его отварили в воде, выделили экстракт, которыми начали поить больных. Однако это не принесло пользы, и начиная со второго дня когда эпидемия той болезни вспыхнула среди моих воинов, среди заболевших начались случаи смертного исхода.
Я хотел покинуть город и переехать в лагерь, находившийся за его чертой, однако лекарь опять на позволил мне двигаться, предупредив, что в противном случае раны вновь раскроются, тогда и лечение может оказаться бесполезным. Военачальники донесли, что заболевшие воины настолько мучаются от рвоты и лихорадки, что тают на глазах, остаются лишь кожа да кости, их глаза вваливаются, губы сохнут и чернеют, чернеют так же пальцы их рук и ног, после чего наступает смерть. От холеры уже умерло так много человек, что Кара-хан сказал: «О эмир, если будешь и дальше оставаться здесь, потеряешь все войско до последнего солдата, нет иного выхода, кроме как спешно покинуть Дели. Уйдя из этих мест, оказавшись в других климатических условиях, возможно мы сумеем спастись от той болезни».
Еще до того, как разразилась эпидемия холеры, в боях за Дели погибли или были ранены в такой степени тяжело, что не могли передвигаться, двадцать семь тысяч наших воинов и, покидая эти места, я должен был оставить их, подвергая риску погибнуть от рук индусов. Для того, чтобы обеспечить безопасность раненных, оставляемых в Дели, надо было взять с собой заложников, чтобы индусы знали — стоит им напасть на наших раненных, мы убьем их соотечественников. Среди заложников находились также Малу Экбаль и Махмуд Халладж, я захватил казну и сокровища, принадлежавшие им обоим, для перевозки которых понадобилось две тысячи вьючных животных — лошадей и мулов. Часть сокровищ была в виде золота, часть в виде драгоценных камней, среди которых больше всего было алмазов, рубинов и топазов, и если бы мне вздумалось одним разом продать те драгоценные камни на рынках Ирана и Мавераннахра, цены на них резко упали бы до уровня с цены на золото. Я должен был сохранить все те сокровища, чтобы моим потомкам было на что жить после меня.
Из числа жителей города в качестве заложников я выбрал нескольких брахманов, среди них оказался и тот, что выходя на гребень стены, возвещал, что напав на Дели, я не проживу дольше семи лет. Велев привести его, через толмача я спросил, как его зовут. Он ответил, что имя его — Гани Хурта и толмач пояснил, что имя то на религиозном языке индусов означает «Священный огонь».
Я сказал: «О человек, я собираюсь уйти отсюда, однако здесь останутся раненные да небольшой отряд для присмотра за ними. Выздоровев, раненные и тот отряд также должны будут покинуть эти места. Ты должен разъяснить жителям города — если только кто-либо вздумает покушаться на жизнь и безопасность раненных, или обижать их, в этом случае я убью всех заложников, которых увожу с собою». Гани-Хурта спросил, куда я собираюсь увести заложников. Я ответил: «Мой путь назад лежит через Кветту, к тому времени, оставшиеся здесь раненные должны выздороветь и присоединиться ко мне, как только это произойдет, я отпущу заложников».
Гани-Хурта сказал: «А если твои раненные помрут, убьешь ли ты в этом случае заложников?» Я ответил, что нет. Брахман спросил: «А если твои люди заразятся холерой и перемрут, убьешь ли ты заложников в этом случае?» Я
