настаивал на отступлении от Чигирина. Султан Магомет IV, раздраженный этой неудачей, велел Ибрагима-пашу заключить в Еди-Куле (Семибашенный замок), а Селим-Гирея свергнуть с престола. На его место был посажен его двоюродный брат Мурад-Гирей.

Чигирин на сей раз отстояли; но не было никакой вероятности, чтобы турки оставили его в покое и не воротились еще с большими силами. Кроме того, предстоял неизбежный вопрос о запутанных отношениях самой Правобережной Украйны. По Андрусовскому договору она была уступлена полякам, и, хотя большая часть ее, с Дорошенко во главе, отпала от них и поддалась Турции, однако поляки не оставляли на нее своих притязаний. Потом, вследствие присяги Дорошенко московскому царю, Москва фактически завладела прибрежной полосой Тогобочной Украйны, а затем отбила нападение турок; но Польша упорно продолжала всю ее считать своим краем. А тут еще явный раздор Самойловича с запорожским атаманом Серко, который сам метил на гетманство. Поэтому в Москве тревожно смотрели на дальнейшую борьбу с могущественной Турцией и колебались принять какое-либо твердое решение. В Малороссию был отправлен умный московский дипломат, стольник Василий Тяпкин, чтобы сказать воеводе Ромодановскому и гетману Самойловичу милостивое царское слово за успешную оборону Чигирина, а главное, спросить их мнение, как поступить далее: держать ли Чигирин или его разорить и покинуть, особенно ввиду затруднений снабжать его хлебными и боевыми запасами и ратными людьми при постоянных неудобствах днепровской переправы? Оба, и воевода, и гетман, высказались за удержание Чигирина; в особенности Самойлович, стремившийся быть гетманом обеих сторон Днепра, горячо настаивал на том вместе с казацким старшиной, говоря, будто без Чигирина нельзя будет удержать и Киева. Когда же особый московский посланец спросил мнение Серко, тот, наоборот, советовал разорить и бросить Чигирин. В Москве, однако, приняли мнение гетмана и распорядились вновь укрепить город и приготовить все нужное для его обороны. Попытка склонить султана к миру оказалась тщетною. Посланный для того в Царьград стольник Поросуков даже не был допущен до аудиенции. Он обращался за советом к греческому патриарху. Последний советовал не уступать Украйны султану и приводил какое-то ходившее между турками пророчество о том, что они будут побеждены его царским величеством.

Воеводой в Чигирин назначен окольничий Иван Иванович Ржевский. Он нашел здесь разрушенные укрепления и отсутствие хлебных запасов. Человек умный и распорядительный, Ржевский принялся вновь укреплять город, собирать запасы и пополнять гарнизон. Усердным помощником его в этих приготовлениях был известный генерал Гордон. Гетман Самойлович и князь Ромодановский снова двинулись с главными силами на помощь Чигирину, но только в начале июля достигли Днепра и начали переправу на Бужинском перевозе. Предводитель турецких полчищ визирь Мустафа-паша (преемник знаменитого Ахмеда Коприли) упредил их и явился под Чигирином. Он осадил город, начал бомбардировать его и вести подкопы; а часть войска с крымцами выслал против русских главных сил, которые в нерешительности остановились на днепровских берегах, где и отразили ряд неприятельских нападений. По наказу из Москвы они должны были ожидать к себе на помощь известного князя Каспулата Муцаловича с черкесами и калмыками. Только в конце июля пришел Каспулат с отрядом всего в 2000 человек. Такая ничтожная помощь отнюдь не могла вознаградить русских за потерянное в ожидании время. Теперь начальники решили идти к самому Чигирину, который тщетно молил о скорейшей выручке и уже едва держался. Ржевский был убит разорвавшейся бомбой. Его заменил генерал Гордон, который и продолжал энергичную оборону крепости. К несчастью, турецкие подкопы успешно взрывались и производили большие опустошения и пожары. Не доходя до Чигирина, Ромодановский и Самойлович должны были вступить в генеральное сражение с турками и татарами 5 августа. Оно было очень упорно и стоило нам больших потерь. Московские и казацкие полки наконец сломили неприятеля и обратили его в бегство. Но Ромодановский и тут не изменил своей медленности; вместо того чтобы спешить скорее к городу, он переночевал на поле битвы, а на другой день хотя и двинулся далее, но все-таки не подошел к самому городу и не ударил на осаждающих, а стал посылать подкрепления малыми частями. Тщетно Гордон умолял главного воеводу о более решительном наступлении. Вялость и нерешительность его повели к тому, что в его собственном войске дисциплина заметно падала; московские ратные люди начали уходить толпами, не слушать команды, прятаться в обозы; только солдатские полки и стрелецкие приказы не уклонялись от битвы с неприятелем. Гетман без воеводы также ни на что не решался, а его казацкие полки подверглись еще большему расстройству, чем московские. Дело кончилось тем, что 11 августа, когда большой подкоп взорвал часть укреплений, турки бросились на приступ, ворвались в нижний город и зажгли верхний. Наступили страшная сумятица и бегство осажденных. Вечером к Гордону пришел приказ от Ромодановского вывести гарнизон и из верхнего города. Уходя, русские подожгли свои складочные магазины. Когда турки вошли в замок, произошел взрыв порохового склада, от которого погибло их несколько тысяч. Ромодановский и гетман пошли обратно к Днепру, построив свои войска табором. Турки и татары преследовали их, но не могли разорвать русских таборов. В 20-х числах августа русские переправились на левую сторону. Но и турки не задержались в Чигирине, а покинули его дымившиеся развалины и ушли дамой, предоставив Правобережную Украйну Юраске Хмельницкому.

Таким образом, известный своей продолжительной службой на юго-западной московской украйне, князь Григорий Григорьевич Ромодановский под Чигирином похоронил свою боевую славу. Его нерешительный образ действия и не совсем понятное иной раз поведение возбудили нарекания и толки среди современников. Между прочим, говорили, что Ромодановский был запуган неприятелями: его сын Андрей находился в татарском плену, и турецкий визирь тайно дал знать воеводе, что если он помешает взять Чигирин, то получит голову своего сына, набитую сеном. В этой угрозе нет ничего невероятного, а также и в том, что она могла ослабить рвение старого воина. Но еще вероятнее, что на его поведение влиял тайный царский наказ, который разрешал ему в случае особой трудности отстоять Чигирин, покинуть и окончательно разорить этот город. По крайней мере, правительство не сделало Ромодановскому никакого упрека и ограничилось отозванием его в Москву. А между тем, по отзыву самих мусульманских источников, в этом первом открытом столкновении Московского государства с Оттоманской империей русские обнаружили такие доблести, которые смутили мусульман, и они воочию убедились в угрожающем для них возрастании русского могущества.

Юраска Хмельницкий остался на Западной У крайне с толпой татар и поляков; настоящих казаков было у него мало. Он рассылал по городам универсалы о покорности; страх, наведенный турецким нашествием и разорением Чигирина, был так велик, что