при Михаиле Федоровиче, но гласящая о них надпись оставалась над дверями каплицы. Крижанич сообщил ее в славянском переводе бывшему тогда в Варшаве московскому гонцу (Дохтурову) и указал на ее унизительное для русских значение. В Москве не замедлили принять к сердцу это указание; в следующем, 1647 году, воспользовавшись прибытием польских послов, с Адамом Киселем во главе, для заключения договора о союзе (против крымских татар) московское правительство добилось от них обещания о присылке мраморной плиты с означенной надписью. Действительно, она была вскоре доставлена в Москву. Крижанич впоследствии это обстоятельство ставил в немалую свою заслугу перед царем. По некоторым данным можно предполагать, что он впервые побывал в Москве в том же 1647 году, находясь среди многочисленной свиты, следующих после Киселя, польских послов (Паца и Техановича).

В 1650 году Крижанич точно так же в свите австрийского посла побывал в Константинополе. Потом встречаем его опять в Италии. Между прочим, в 1657 году он был очевидцем-наблюдателем посетившего Флоренцию и Венецию русского посольства, со стольником Чемодановым и дьяком Постниковым во главе. По свидетельству Крижанича, и может быть не совсем беспристрастному, русские резко обнаруживали там свою некультурность и грубость своих нравов. Так, в Венеции, когда послы обедали, то в гостиницу к ним приходили многие замаскированные нобили, глядели и хохотали над их застольными обычаями, и тем более, что по дешевизне местного вина почти все русские бывали пьяны; а посещение их женщинами дурного поведения возбуждало к ним особое презрение.

В это время в некоторых немецких изданиях появилось известие о том, что в Москве царь и патриарх (Никон) учредили школу для обучения русского юношества языкам греческому и латинскому (под руководством грека Арсения). Известие это дошло до Италии в преувеличенном виде: будто в Москве вообще открываются философские школы. Крижанич возгорел желанием поступить преподавателем в эти школы и с помощью них начать в Москве свои труды над церковной унией. Он обратился в Римскую курию с просьбой об отправлении его в Россию. Но курия, ввиду тревожного состояния Юго-Западной России, нашла эту отправку несвоевременной. Тогда Крижанич уехал самовольно. Весной 1659 года он является на Украйне, где проживает у известного нежинского протопопа Максима (впоследствии епископа Мефодия), ревностного сторонника Москвы. В это именно время происходило восстание против нее Выговского. Когда после Конотопской битвы на Украйне, благодаря, между прочим, усилиям протопопа Максима, началось опять движение в пользу соединения с Москвой, Крижанич помогал ему своими письменными увещаниями к населению (например, «Беседа с Черкасом»). Затем вместе с казацкими посланцами он очутился в Путивле, а здесь добился от главного воеводы князя А.Н. Трубецкого отправки своей вместе с гонцом от воеводы в Москву, куда и прибыл осенью того же года, под именем простого «сербенина Юрия Иванова», вышедшего на государеву службу. Так он и был записан в Посольском приказе, куда зачислен в переводчики, а за выход, по обычаю, награжден сукнами, тафтой и куницами.

Вопреки своим расчетам, Крижанич не только не получил свободного доступа к царю, а тем менее влияния, но и не сделался преподавателем русского школьного юношества. По его же предложению, ему поручено было заняться славянской грамматикой и лексиконом; а денежное и кормовое жалованье шло ему из приказа Большого дворца. Благодаря своим филологическим, историческим и богословским познаниям он вскоре приобрел расположение боярина Б.И. Морозова и окольничего Федора Михайловича Ртищева, а также завел знакомство с Ртищевским кружком ученых белорусских старцев в Андреевском монастыре, в том числе с Епифанием Славинецким. Но недолго продолжалось его московское пребывание, всего 16 месяцев: в январе 1661 года он был сослан в Сибирь, именно в Тобольск. В точности причина ссылки нам неизвестна. Сам он потом говорил, что пострадал за какое-то «глупое слово», сказанное в разговоре с «неким господином» и донесенное правительству. Вероятнее всего, что за ним тщательно следили и узнали или догадались о том, что он скрыл при своем выходе на царскую службу, то есть о том, что он был католический священник. Вероятно также, что он не удержался и сделал какие-либо шаги в смысле католической пропаганды. Сослан он был, однако, в качестве служилого человека и отдан в распоряжение тобольского воеводы с назначением приличного содержания. Здесь он нашел и других ссыльных иноземцев, между прочим, своих единоверцев из поляков и литовцев, а также иноверных немцев и шведов. Благодаря иноземцам он добывал иностранные книги и даже газеты, так что не прерывал своих ученых и литературных занятий. Здесь он ознакомился с некоторыми русскими расколоучителями, особенно с попом Лазарем, виделся даже с протопопом Аввакумом, когда того из Даурии провозили в Москву; причем на вопрос сего последнего, какой он веры, ответил уклончиво, а потому Аввакум не дал ему своего благословения. В конце своего пребывания Юрий беседовал здесь со Спафарием, отправлявшимся в свое китайское посольство, и снабдил его разными советами и письменными сведениями.

По желанию Крижанича воеводы тобольские предоставили ему заниматься тем же делом, как и в Москве, то есть переводами и сочинениями. Он прожил здесь шестнадцать лет и эту эпоху своей жизни ознаменовал целым рядом учено-литературных трудов, которые обессмертили его имя в русской истории. Нам известно до десяти его сибирских сочинений, написанных частью по-латыни, а большей частью по-славянски. Важнейшие из них: «Славянская грамматика», «Извлечения из иностранных писателей о России», «Политика, или Разговоры о владетельстве», «О Божьем смотрении, или О причинах ратного одоления» (De Providentia Dei sive de causis vicloriarum et claudium) и «Обличение Соловецкой челобитной» (противораскольничье полемическое сочинение). Впоследствии он составил еще краткую «Историю Сибири» (Historia de Sibira) или, собственно, заметки о Сибири, на основании собранных там сведений. Самое обширное и самое любопытное для нас его сочинение – это вышеназванная «Политика». Здесь Крижанич распространяется о состоянии Московского государства в его время по собственным своим наблюдениям и по запискам иностранцев; говорит о его земледелии, промышленности и торговле, о военном деле, о политических отношениях и дает разнообразные советы, как улучшить положение и достигнуть процветания. Относительно, собственно, ратного дела он входит в подробности в помянутом выше сочинении «О промысле Божием», где приводит разные примеры из истории Ветхого Завета, римской, византийской, польской и так далее. При сем, по своему обыкновению, восстает против допущения в русское войско немцев, которых, как протестантов, он особенно не любит, и с прискорбием смотрит на их привилегированное положение и начинавшееся влияние в России. Сочинение это Крижанич посвятил наследнику престола царевичу Алексею Алексеевичу. Вообще все названные труды он назначал для московского правительства с явно выражаемым желанием, чтобы оно обратило внимание на сочинителя