Спустя несколько минут они подъехали к нужному дому на окраине Бейрута, и Касум, заглушив мотор, первым вышел из автомобиля. Никто из ближайшего окружения Арафата, включая и Дина, тогда не знал, что Дюрак Касум был агентом израильской разведки «Моссад». Самым ценным ее агентом, поскольку работал рука об руку с самим Ясиром Арафатом. Израильтяне сумели завербовать его в Лондоне на самой распространенной уловке – посулив хорошие деньги. За каждое свое радиосообщение Касум получал две тысячи долларов.

Как это ни странно, но предатель Касум во многом способствовал тому, что Арафат был жив. Дело в том, что в «Моссаде» было две группировки, от мнения которых зависела судьба Арафата. Представители одной настаивали на убийстве лидера ООП; члены другой считали этот шаг неверным, упирая на то, что в таком случае на место Арафата может прийти более воинственный руководитель, который будет неприемлем как для Запада, так и для левых сил в Израиле. Многие сообщения Касума подтверждали правоту последних, поэтому жизнь Арафата была сохранена.

В доме, куда привезли Дина, его встретили Арафат и начальник штаба армии генерал Хадре. Этого человека Дин тоже знал, но не столь близко. Хадре отвечал в ООП за поставки оружия из Восточного блока и поэтому часто бывал в ГДР, где они с Дином несколько раз и виделись.

Когда Дин вошел в комнату, где находились Арафат и Хадре, те о чем-то оживленно беседовали друг с другом. Увидев гостя, они тут же прервали разговор и почти одновременно поднялись с дивана. Потом каждый из них обнял Дина, и они уселись на тот же диван уже втроем, причем гость оказался посередине. После чего Арафат произнес:

– Только что мы с генералом обсуждали одну очень важную проблему: о твоей помощи, Дин, нашему делу. Я слышал две песни, которые ты написал, будучи здесь, в Ливане, и они произвели на меня очень сильное впечатление. Но песня – это всего лишь короткое произведение длительностью меньше пяти минут. А вот кино – совсем другое дело. По силе воздействия с ним ничто не может сравниться.

– Куда ты клонишь, Ясир? – спросил Дин, для которого эта тема стала полной неожиданностью.

За Арафата ответил Хадре:

– Мы хотим, чтобы ты снял кино про нашу борьбу. Несколько лет назад ты создал фильм про борьбу североамериканских индейцев за свою свободу, а в этом году закончил картину про борьбу за свою свободу уже чилийцев. Чем палестинцы хуже?

В течение нескольких секунд Дин сидел, ошарашенный этим предложением, попеременно глядя то на одного своего собеседника, то на другого. Наконец он произнес:

– Честно говоря, мне даже в голову не приходила такая идея. Ведь я только-только закончил снимать «Эль Кантор» и рассчитывал отдохнуть от кино.

– Отдых, конечно, дело хорошее, но не в то время, когда в мире продолжает литься кровь, – философски заметил Арафат. – Ты же видишь, что здесь происходит и сколь долго длится этот конфликт. И если не привлечь к нему внимание мировой общественности, то он может продолжаться до бесконечности. А кино могло бы сослужить в этом деле хорошую службу. Ведь ты же знаешь, как оно способно воздействовать на людей. Вспомни историю с восстанием в Вундед-Ни.

Дин хорошо знал эту историю, больше похожую на легенду. По ней выходило, что знаменитое восстание индейцев сиу в Вундед-Ни в феврале 1973 года во многом было спровоцировано извне: якобы «Штази» переправила в США копию самого первого «дефа-вестерна» «Сыновья Большой Медведицы», и настоящие индейцы, посмотрев этот фильм, решили действовать точно такими же методами, что и герои картины, – восстать против бледнолицых.

– Какое же кино вы хотите? – поинтересовался Дин.

– Мы же говорим, что это должно быть кино о героической борьбе палестинского народа, – ответил Арафат. – И тему мы уже придумали – как раз обсуждали ее перед твоим приходом. Ты слышал про мужественную оборону поселка палестинских беженцев Телль-Заатар?

Дин не стал врать и ответил честно: только в общих чертах. Его собеседники предпочли не заострять внимания на этом невежестве своего собеседника и предложили тут же восполнить этот пробел: рассказать всю историю в подробностях. И Дин согласился.

Эпопея Телль-Заатара началась в июне 1975 года, когда в Ливане разразилась гражданская война. Этот лагерь, где проживали около тридцати тысяч палестинских беженцев, находился на восточной окраине Бейрута. Вскоре после начала войны правохристианские фалангисты, не сумев сломить сопротивление защитников лагеря, взяли его в кольцо. Начались долгие дни блокады. Правда, в первые месяцы она была еще не столь плотной, и в лагерь удавалось доставить муку и другое продовольствие. Но потом «кольцо» захлопнулось окончательно. И начался настоящий ужас, когда тысячи людей, среди которых было много стариков, женщин и детей, были отрезаны от источников снабжения продовольствием, водой и медикаментами. А каждого, кто пытался тайком пробраться к колодцам, правохристианские снайперы безжалостно убивали. Как сказал в те дни сам Ясир Арафат: «Каждая капля воды в Телль-Заатаре добывается ценой стакана крови».

13 июля, на 22-й день сопротивления, жители Телль-Заатара обратились к миру с письмом: «В нашем лагере сейчас 30 тысяч человек – мужчин, женщин, детей и стариков. Около 40 процентов из них ливанцы-бедняки, остальные палестинцы. Сегодня наш лагерь стал ареной ужасных разрушений. Нет больше воды, кроме той, которую удается добывать из колодцев под угрозой обстрела и смерти. Нет пищи, кроме той, что удалось спасти после разрушения наших жилищ. Нет ни электричества, ни медикаментов для ухода за ранеными. Многих из раненых можно было бы спасти, но даже легкораненые истекают кровью из-за недостатка лекарств.

Вы не можете вообразить себе, сколь горестно и ужасно видеть, как на ваших руках умирает брат, друг или товарищ, которому вы не в силах ничем помочь. Мы хороним наших мучеников в ямах, которые нам удается вырыть, и некоторые из нас гибнут в этот момент, когда погребают своих братьев…»

Это письмо не осталось без внимания. На него откликнулся Международный Красный Крест, который заявил о своей готовности принять меры к спасению раненых. Однако едва его машины приблизились к Телль-Заатару, как со стороны правохристианских фалангистов раздалась стрельба. Начались долгие переговоры между Красным Крестом и фалангистами. В начале августа они увенчались пусть небольшим, но успехом: представителям Красного Креста удалось вывезти из осажденного лагеря около трехсот раненых. Но это была капля в море, поскольку к этому моменту в Телль-Заатаре скопилось четыре тысячи раненых. А 12 августа случилось и вовсе ужасное.

В тот день была достигнута договоренность о новом вывозе раненых. Но как только машины Красного Креста въехали в лагерь, фалангисты открыли шквальный огонь из всех своих орудий – от 75-мм гаубиц до 155-мм тяжелых пушек. В этом аду погибло несколько тысяч человек. Вот как описывала увиденное в лагере шведская медсестра Эва Сталь, которая потеряла в Телль-Заатаре руку и мужа: «С июня лагерь беспрерывно обстреливали. Фактически он был стерт с лица земли. Нет больше ни улиц, ни домов. Люди жили в страшной тесноте, в подземных убежищах. Выйти на поверхность означало отправиться навстречу смерти».