Года два назад Хонеккера угораздило закрутить роман с собственным стоматологом – весьма симпатичной женщиной, муж которой работал в охране Хонеккера. Именно последнее обстоятельство и стало в итоге больше всего беспокоить лидера СЕПГ. По мере того, как его отношения с врачихой углублялись, он всерьез стал опасаться, что ее муж может догадаться об этом и в порыве ревности совершить что-то ужасное. Поэтому Хонеккер обратился к Мильке с просьбой лишить мужа своей любовницы права ношения табельного оружия. Шеф «Штази» в ответ вспылил:

– Как ты себе представляешь эту акцию? Что я скажу этому человеку, если он меня спросит относительно того, почему я его одного лишаю оружия? Или мне всю твою охрану разоружить?

Хонеккеру очень не понравилась эта вспышка гнева со стороны Мильке, и этот эпизод стал еще одним поводом к тому, чтобы затаить злобу на шефа «Штази». Однако отправить Мильке в отставку Хонеккер не мог: у того были очень влиятельные сторонники как здесь, так и в Москве.

Вспомнив про свою недавнюю поездку в Москву, Хонеккер сообщил Дину приятную новость:

– В Москве я слышал, что тебя собираются наградить по линии Советского комитета защиты мира. Ты об этом знаешь?

– Да, мне звонили мои московские друзья, – ответил Дин.

– Что они для тебя припасли, какую-нибудь медаль?

– Любая награда этого комитета будет для меня почетна, – все тем же бесстрастным голосом произнес Дин.

– Ладно, не притворяйся: небось спишь и видишь у себя на груди «Золотую медаль» Жолио-Кюри, – усмехнулся Хонеккер. – Только ею награждают фигуры куда более значимые, чем ты. Например, Корвалана или Чаушеску (оба были награждены этой медалью в январе 1977 года. – Ф. Р.).

– К чему этот разговор? – спросил Дин, внимательно посмотрев в глаза Хонеккеру.

– К тому, что в Москве тебя мало ценят. В кино сниматься не приглашают, в Кремле не принимают. Брежнев с кем только не встречается, а тебя ни разу не захотел увидеть. Ему какой-нибудь миллионер Арманд Хаммер дороже, чем борец за мир Дин Рид. Тебя это не обижает?

– Нисколько, – практически без паузы ответил Дин. – Я занимаюсь политикой бескорыстно, по зову души. Разве вы этого до сих пор не поняли?

– Да, я знаю это и ценю, – ответил Хонеккер. – Но речь не о твоем бескорыстии, а совсем о другом. Вот мне в этом августе исполнилось 65 лет, и Москва наградила меня орденом Октябрьской революции. Думаешь, мне так нужен этот орден? Да мне их уже девать некуда. Однако это награждение – определенный сигнал, что в Москве меня все еще ценят и уважают. Тебя вон тоже хотят наградить, но только по линии Комитета мира. А где же награды от Кремля, от самого Брежнева? Ведь ты больше десяти лет ездишь в Советский Союз в качестве активного борца за мир. Значит, в Кремле твоя личность полным доверием до сих пор не пользуется. Неужели ты этого не понимаешь?

– Все я понимаю, но значения этому не придаю, – продолжал стоять на своем Дин. – Мне вполне хватает тех знаков внимания, которые мне оказывают простые советские люди. Поверьте, Эрих, эти знаки куда более весомее, чем все ордена и медали вместе взятые.

– Если все, что ты сейчас мне здесь сказал, правда, то политик из тебя никудышный, – с грустью резюмировал Хонеккер. – Нет в тебе того цинизма, который присущ настоящему политику.

– Переделывать меня уже поздно, да и не надо, – произнес Дин, поднимаясь со стула. – К тому же вы забываете, Эрих, что у нас цели одни, а должности разные. Вы руководитель страны, а я всего лишь рядовой боец. Это вам без цинизма не обойтись, а мне без него очень даже неплохо.

Между тем год закончился для Дина хорошо. 22 декабря в одном из лучших кинотеатров Восточного Берлина «Космосе» состоялась премьера фильма «Эль Кантор». В зале был аншлаг, и публика пришла в основном номенклатурная: партийные функционеры и чилийские эмигранты. Среди последних было много таких, кто сам был живым свидетелем событий, которые были показаны на экране. В фильме рассказывалось о последних трех неделях перед путчем 11 сентября 1973 года в Чили, а в центре повествования была судьба певца Виктора Лебена, прототипом которого послужил зверски замученный пиночетовской хунтой коммунист Виктор Хара (его, как мы помним, играл сам Дин Рид).

Встретив наступление нового, 1978 года в ГДР, Дин в первых числах января отправился в Москву, где ему должны были вручить медаль Советского комитета защиты мира «Борцу за мир». Это награждение было следствием недавней поездки Дина в Южный Ливан, которую в Москве оценили по достоинству. Вручение медали состоялось 9 января. Два дня спустя Дин посетил редакцию газеты «Комсомольская правда», где рассказал о своей недавней поездке все в тот же Южный Ливан.

Несмотря на то что в этот свой приезд Дин никаких выступлений давать не собирался, действительность внесла некоторые изменения в его планы. Он поселился в гостинице «Украина», персонал которой встретил его с таким радушием, что Дин решил отплатить ему тем же. И в итоге дал бесплатный концерт для работников гостиницы. Дин выступал почти два часа и спел больше двух десятков своих песен, среди которых были разные вещи: и лирика, и рок-н-роллы, и песни протеста. Публика была в полном восторге, поскольку ничего подобного в «Украине» еще не было.

Еще в те дни Дин встретился с Купцовыми: отцом и сыном. Причем встреча с последним прошла в необычных условиях. Пытаясь разыскать Юрия по телефону, Дин позвонил сначала ему на работу, в ЦК ВЛКСМ, а когда его там не оказалось, сделал звонок ему домой. Но к аппарату и там никто не подошел. Тогда Дин позвонил в МИД его отцу Петру Сергеевичу. Тот оказался на месте и с ходу огорошил Дина сообщением о том, что Юрий находится в больнице.

– Что с ним? – не скрывая своей обеспокоенности, поинтересовался Дин.

И получил ответ, который его буквально потряс.

– Допился до чертиков, вот что, – раздраженно ответил Купцов-старший. После чего сменил тон на более доброжелательный и продолжил: – Если хочешь его повидать, то я могу подбросить тебя до больницы, где он лежит. Есть у нас такое место для алкашей – больница имени Соловьева, в простонародье именуемая Соловьевкой. Жди меня в гостинице, через час я приеду.

В течение нескольких минут после этого разговора Дин неподвижно сидел на диване, размышляя об услышанном. Несмотря на то что эта новость его потрясла, по-настоящему неожиданной она для него не стала. Еще несколько лет назад, когда он в последний раз виделся с Юрием, его поведение уже внушало опасения Дину: во время их встреч Купцов-младший пил водку рюмку за рюмкой, практически не закусывая. А когда Дин однажды попытался сделать ему замечание, тот лишь отшутился: «Я первую бутылку обычно не закусываю». И вот результат: угодил в больницу.

Просидев в раздумьях несколько минут, Дин внезапно вспомнил, что навещать больного с пустыми руками не принято. И спустился в гостиничный ресторан. Однако там его ждало разочарование: на ресторанных прилавках было много разной снеди, однако совершенно отсутствовали какие-либо фрукты. Но Дину повезло. Его присутствие привлекло к себе внимание одной из работниц ресторана, которая буквально боготворила Дина. Несмотря на то что Дин очень плохо знал русский язык, он все-таки сумел объяснить работнице, что ему нужно. И та повела его в подсобку ресторана, где в картонных ящиках лежали не только апельсины, но еще и бананы. И Дин набрал два пакета каждого из этих фруктов. С ними он вернулся к себе в номер и едва успел выложить пакеты на стол, как в номер зашел Купцов-старший. Увидев фрукты, он усмехнулся: