Ослабление старой системы альянсов и фактическая утрата «Барьера» неизбежно способствовали росту ощущения неуверенности, упадка и пассивности, превалировавшего в Соединенных Провинциях. Двор в Гааге проявлял неослабевающее рвение к осуществлению патронажа и контролю над назначением на все ключевые должности, но при этом был не в состоянии возглавить или предпринять какие-либо значимые инициативы в политических вопросах. Фавориты принцессы и ее сына зачастую были военными, и их растущая гегемония постепенно размывала разделительную черту между политическим и военным продвижением по службе и фавором. Одна группа придворных, с которой неоднократно конфликтовал Бентинк, была почти исключительно заинтересована в извлечении выгод из патронажа. Это была так называемая «фризская камарилья», клика, которая возникла в Леувардене до революции 1747 г. и последовала за Вильгельмом IV в Гаагу. Ее глава, йонкер Дове Сиртема ван Гровестинс (1710-78 гг.), неустанно занимался обменом высочайших милостей на деньги, и однажды, в 1756 г., как утверждалось, получил 70 000 гульденов за то, что исхлопотал своему другу должность губернатора Суринама.

Неизбежный результат оранжистской революции 1747-51 гг. и последующей концентрации патронажа в Индиях и малых провинциях состоял в том, что впервые в истории Республики в стране появилась придворная знать, все более напоминавшая придворных соседних монархий. Двор в Гааге приобрел отныне столь важное значение для ridderschap'а Гелдерланда, что Штаты этой провинции назначили специальные субсидии, которые позволили бы каждой четверти оплачивать расходы на проживание в Гааге и пребывание в составе свиты штатгальтера одного из своих дворян. Четверть Неймеген выбрала сына виднейшего дворянина округа, Франса Годарда, барона ван Линдена ван Хеммена. Другие четверти поступили аналогичным образом, как и Гронинген, который также позаботился о том, чтобы ведущий йонкер провинции постоянно жил в Гааге. В то же самое время нидерландские дворяне, занимавшие старшие командные должности в армии, впервые могли рассчитывать на автоматическую карьеру при дворе. Сиртема ван Гровестинс сам был таким старшим офицером, как и Ханс Виллем ван Айлва Ренгерс, ставший камергером Вильгельма V.

Для организации патронажа и осуществления влияния в каждой провинции двору необходимы были также провинциальные управляющие более традиционного типа, вроде тех, на которых опирались Мориц, Фредерик-Хендрик и Вильгельм III. В Утрехте фаворитом двора был Йохан Даниэль д'Аблонг ван Гиссенбург (1703-75 гг.), который не принадлежал к старинной утрехтской знати, а был сыном офицера, состоявшего на службе ОИК и ставшего губернатором Капской колонии. Самым влиятельным из фаворитов двора в Гелдерланде был барон Андрис Схиммелпенник ван дер Ойе ван де Пелл (1705-75 гг.), член ridderschap'а Велюве, который с 1748 по 1774 гг. непрерывно был членом Делегированных Штатов четверти Арнем и в 1758 г. стал дростом этой же четверти. Французский посол в 1772 г. называл его «Thomme qui gouvernelaGueldre» («человеком, который управлял Гелдерландом» (фр.)). В Оверэйсселе ключевую роль вначале играл брат Бентинка ван Рона, граф Карел Бентинк ван Нейенхюйс (1708-79 гг.), ставший в 1748 г. дростом Твенте. Однако в середине 1750-х гг. (после того, как между ним и Анной Ганноверской произошел разлад) его оттеснил на задний план граф Фредерик ван Хейден ван Отмарсум (1696-1769 гг.), сын офицера из Клеве, который только в 1720 г. сумел получить доступ в ridderschap Оверэйссела, купив дворянское поместье Отмарсум. Он стал преемником брата Бентинка в качестве дроста Твенте в 1754 г.

Что касается Голландии, Бентинк ван Рон советовал Вильгельму IV управлять этой провинцией, выбрав в каждом городском совете «une personne par qui tout doit se faire» («человека, через которого осуществлялись бы все дела» (фр.)), который стал бы посредником при распределении милостей принца. Фактически, в таких городах, как Амстердам, Харлем, Гауда и Лейден двор не смог установить долговременного контроля. Но в некоторых случаях предложенная Бентинком стратегия оказалась более успешной. В Дордрехте Иеронимус Карсебом, которого в 1747 г. третировали как «лувестейнца», впоследствии стал ревностным оранжистом, вошел в милость к Вильгельму IV, занял сразу несколько должностей и господствовал в городе на протяжении многих лет. Аналогичным образом, в Хорне почти все должностные лица, пришедшие к власти в результате оранжистской чистки 1748 г., были ставленниками бургомистра Яна Аббекерка Крапа, который стал доверенным представителем двора в городе. Однако Брунсвика ничто не связывало с Крапом, и его правление в Хорне закончилось со смертью Анны Ганноверской в 1759 г.

В Соединенных Провинциях в 1750-х гг. доминирующее влияние на политику оказывало возвышение Брунсвика. В 1755 г. принцесса-опекунша назначила герцога опекуном Вильгельма V, которому тогда исполнилось девять лет, и других своих детей. После ее смерти Людвиг-Эрнст фактически стоял во главе Республики до тех пор, пока юный принц не достиг совершеннолетия в 1766 г., в двойном качестве опекуна принца и капитан-генерала армии. Но он не смог предотвратить дальнейшей эрозии политических завоеваний Оранско-Нассауской династии, полученных в результате революции 1747-51 гг. В годы его опекунства голландские города посылали свои двойные списки кандидатов на занятие муниципальных должностей Штатам Голландии, а не двору; то же самое происходило и в Зеландии. Члены гаасГа трех главных городов Оверэйссела, пользуясь отсутствием штатгальтера, который мог бы изучать квалификацию кандидатов, и меняясь местами каждый год, сумели сохранить за собой должности, словно были постоянной олигархией, и заполняли вакантные места по своему усмотрению, не принимая во внимание ни двор, ни коллегии «gezworen gemeente».

Брунсвик на протяжении многих лет продолжал сотрудничать с Бентинком ван Роном. Отношения между ними были довольно натянутыми, но они нуждались друг в друге. Бентинк понимал, что Брунсвик был единственной личностью, способной сохранить, по крайней мере, основную часть политических завоеваний 1747-51 гг., и кроме совместной работы с ним, другой альтернативы не существовало. Брунсвику также нужен был Бентинк, который, в качестве главного представителя голландских «Gecommitteerde Raden», был по-прежнему влиятельной и умевшей убеждать личностью. Только в 1766 г. их отношения перешли в фазу открытого антагонизма, когда Бентинк обнаружил, что молодой принц Оранский (на которого он надеялся оказывать направляющее влияние) заключил секретный контракт с герцогом, назначив его своим главным советником и доверенным лицом.

После волнений 1740-х гг. нидерландское общество в следующие три десятилетия выглядело стабильным, и народ отошел от активного вмешательства в политику. На какое-то время экономические и социальные трения в обществе перестали выплескиваться наружу в форме народного протеста. Население получило своего принца и связывало с ним надежды на решение всех своих проблем. Внешне всё как будто бы выглядело спокойным. Но подспудно значительная часть народного недовольства сохранилась в том же объеме, что и раньше, поэтому, когда оранжистский режим в конечном счете утратил поддержку большей части простого населения, и смуты возобновились, оказалось невозможным погасить возродившийся революционный импульс в рамках существующей институциональной среды. В этом смысле можно сказать, что к 1750-м гг. Нидерландская Республика в ее существующей форме «устарела». Это не означает, что нельзя было найти решения накопившихся проблем, и что во второй половине XVIII в. Республика не имела возможности трансформироваться естественным путем в форму демократической, или более демократической федеративной республики. Но это означало, что оранжистская республика 1750-х гг. была лишена внутренней прочности и не имела надежной опоры. Бентинк ван Рон всецело отдавал себе отчет, что революция, которую он помог совершить, не смогла получить поддержку народа или развеять его тревоги, и что эта неудача, если ее не исправить с помощью немедленных реформ, могла иметь фатальные последствия для нового режима.