– Собираешься меня убить, об этом речь? – Марото, шатаясь, поднялся на ноги, но снова упал на колено. – Ты же обещал, предатель сучий! Когда в Эмеритусе случилось вся эта безумная хрень с Безликой Госпожой, кто высунулся, чтобы спасти тебя? И это твоя благодарность?

– Да, Марото, это и есть благодарность, – подтвердил Хортрэп, потрясая перед ним многоножкой. – Это больше, чем я сделал бы для большинства людей. Клянусь, я ни за что не убил бы тебя, а я отношусь к своим клятвам так же серьезно, как ты. Бояться меня не надо, на твоем месте я опасался бы только тварей, живущих в морских гротах и в джунглях.

Марото посмотрел вниз, на свои изгаженные доспехи, единственную сандалию и пустые ножны, после чего поднял руки, все еще не веря.

– Ты нарушаешь клятву, Хортрэп. Это убийство.

– Ой, да ладно! – отмахнулся Хортрэп, давя многоножку в кулаке. – Ты парень находчивый, наверняка в два счета вернешься, чтобы снова мне докучать.

Марото вскочил на ноги, надеясь повалить Хортрэпа и тем самым уравнять шансы, – при борьбе в партере чувство равновесия не так уж и важно. Но даже движение в нужном направлении оказалось выше его возможностей: вместо того чтобы ухватить чародея, Марото приземлился рядом с ним аккурат на большое мясистое и шипастое растение. К тому времени как он выбрался из куста, Хортрэп уже исчез – только кольцо почерневшего камня и растительности отмечало место, где он стоял.

Даже когда способность удерживать равновесие наконец восстановилось, Марото не стал ломиться в незнакомые джунгли. Он пребывал в необычайно трезвом состоянии, пограничном между мощным приходом и столь же мощным отходняком, и не хотел ни во что вляпаться. Вместо этого он похромал обратно к утесу, сел, свесил ноги за край и стал думать о Пурне и о том, что она мертва, погибла из-за того лишь, что хотела толики славы и доверила ему указывать путь. Он просидел долго, чувствуя под собой прогретый солнцем известняк, глядя, как густеет туман, и оплакивая ученицу, тоскуя по ней. Потом устало поднялся на ноги и отправился убивать всех до единого, кто хоть сколько-то замешан в его ссылке на дальнее море и смерти ближайшего друга. Никакого прощения, никаких вторых шансов. Ни в одном демоне ада не найдется столько ярости, как в Могучем Марото, идущем мстить за тапаи Пурну.

* * *

– Это… э-э…тапаи Пурна? – спросил Мрачный, добежав до двух знакомых фигур, медленно несших третью на холм, к лагерю. – Она…

– Она много чего, – ответила София. – Но только не мертва.

– Крепка, сказал бы я, – буркнул единственный член отряда дяди Марото, который всегда был мягким и гладким, а не крутым и покрытым шрамами.

Дигглби – вот как его звали; Мрачный ни за что не стал бы общаться с этим типом по своей воле. Правда, он больше не был таким гладким и чистым, и собачки-демона, которую он всегда таскал с собой, не видать.

– Крепкая или… уфф… прочно сшитая – так деликатнее, чем «тяжелая, как свинец». Будешь другом, подсобишь?

– Не могу, мне приказано привести к Чи Хён моего дядю. – Заметив веселье Софии, Мрачный пояснил: – Привести Марото или Пурну к генералу, чтобы отметились. Но Пурна, кажется, не в том состоянии. Еще генерал хочет, чтобы вы рассказали ей про мьюранцев, мэм.

– Мэм? – София проигнорировала хмыкающий звук, который издал ее демон. – Ты хотел сказать «капитан София»?

– Ну да, – быстро ответил Мрачный, которому не терпелось бежать дальше. Ему не нравилось, когда она смотрела на него, а теперь было неприятней, чем раньше: он ощущал себя слишком уязвимым без дедушки, в буквальном смысле прикрывавшего ему спину. – Вы Марото нигде не видали?

– Он ушел с Хортрэпом куда-то в дым, – сказал Дигглби, оглядываясь на адское поле. – Если они не вернулись, то, наверно, все еще там.

– Спасибо, – ответил Мрачный, желая убраться от Софии как можно дальше. Ощущение было очень похоже на то, что он испытал под безглазым взглядом Безликой Госпожи. Получается, он угодил в распрю между двумя непостижимыми и чрезвычайно заинтересованными силами – трагедия, достойная певцов. – Теперь я его найду. Генерал хочет, чтобы все способные ходить и говорить офицеры явились с докладом в цирюльничьи палатки, так что вы можете… э-э… этим заняться.

– Мрачный… – Дигглби впервые, с тех пор как они познакомились, выглядел подавленным.

– Да?

– Если увидишь герцогиню Дин и графа Хассана… Мы потеряли друг друга, и я не знаю, вернулись ли они в лагерь.

– Если увижу, скажу.

Мрачный общается с одним из корешей Марото – что за ужасный день!

– Найдешь Марото – передай ему кое-что, – велела София.

– Конечно. – Все-таки надо было уступить дедушке и обучиться непорочновской грамоте, тогда бы Мрачный составил список.

– Скажи, чтобы перестал стрематься и ныть, как сосунок, и возвращался в лагерь. У меня для него сюрприз.

– Гм… обязательно передам.

София и Дигглби продолжили путь со своей бесчувственной ношей, а демонский пес сребровласой женщины странно покосился на Мрачного. На Пурне вроде ни царапины, – наверно, ей съездили по макушке. Мрачный раньше не замечал, что в девушке тоже есть шаманская кровь, и теперь спросил себя, как он мог пропустить нечто столь очевидное. Раз уж придется выживать самому, то надо перестать быть тугодумом. Надо подмечать все вокруг, а не ждать, пока дедушка растолкует, что к чему.

На склоне чуть дальше к югу люди в багряных плащах со щитами и прочими знаками отличия сидели на земле, окруженные солдатами в синем, и с ними говорил один из многих кобальтовых капитанов, которого Мрачный еще не встречал. Интересно, что сделают с этими пленниками и с теми мьюранцами, которых захватили на горе? Может, с ними просто поговорят и отпустят, как поступила Среброокая с безымянными щенками, которые, надеясь прославиться, влезли по сплетенной из лунных лучей веревке в ее королевство? Однако Мрачный почему-то сомневался, что здесь будет так же.

Спустившись к обрыву, нависавшему над плоской долиной, он понял: вот тут-то и случилось самое жаркое побоище. Слишком много мертвых, не сосчитать, и живые выглядят немногим лучше; некоторые просто стоят, моргая в дыму, или сидят, обхватив головы, на трупах – возможно, своих друзей. Хуже всех были смеющиеся: их натужный хохоток звучал в этом мрачном месте ужаснее стонов, воплей и рыданий. Здесь, над долом, текли реки густого дыма. Мрачный остановился, созерцая затянутое пеленой пространство, откуда, словно демоны из тьмы, появлялись размытые силуэты. Наверное, Блудливый, ускользнувший от Пожирателя Смертных в Страну Трусливых Мертвецов, вот так же чувствовал себя, глядя на вечное шествие слепых призраков, отказавшихся от боевой славы…

Но разве это не чушь? Мрачный повидал достаточно сражений, он знает, что поле боя – последнее место на Звезде, где можно обрести славу. На этом поле только боль, страдание и ужас. И все остальное – тоже дерьмо: Блудливый и Черная Старуха, Дерзкая Поступь и граф Ворон – вся их вонючая свора. Это просто песни, сложенные Рогатыми Волками, чтобы похваляться былым величием. Места, куда ходили предки, подвиги, которыми они потрясали Звезду… Где бы ни побывал Мрачный с дедушкой, он расспрашивал встречных в надежде дойти до Алтаря Болезней или Королевства Поедателей Забвения. Но даже после того, как он немного освоил багряный язык, все видели в нем долбаного идиота. «Тут где-то рядом озеро Сатсумо? Неподалеку от него могила, да? Мой предок в этих краях убил Старика Мрака и его чадо… Неужто не слыхали?»