он так ликовал в этих самых залах, в этом замке? Должно быть, это было с Невиллом, до того, как появились Сьюзен Боунс и Светлое мышление. Конечно, он находил удовольствие в своих повседневных делах, но шутил? Хихикал? Просто улыбался?

Он так долго не был просто доволен, что забыл, что значит быть счастливым.

Но слишком рано его мысли возвращаются к сложившейся ситуации. Он чувствует взгляды, устремлённые на него спереди, сбоку, сзади. Учителя и ученики одинаково недоумевают, что он собирается делать.

Что он может сделать?

Он не может сражаться с Тёмным Лордом Волдемортом — игнорируя тот факт, что он не хочет этого делать — потому что на стороне противника десятки лет опыта и крестражи — Медальон Слизерина, Диадема Рейвенкло или что-то столь же известное и связанное с Хогвартсом и ещё один неизвестный — в то время как сам он не может похвастаться даже семью годами полного магического образования, в основном некачественного, с учётом того, что ему активно мешали профессора Защиты и Зелий, и комната, полная детей, которые знают только самые основные защитные заклинания. Почему они задаются вопросом, хочет ли он сражаться с такими шансами на победу?

Он не может сражаться с учителями-Пожирателями Смерти, потому что он, скорее всего, уступает их магическому мастерству, один погибший будет означать только одну замену, и они не худшие из рядов Тёмного Лорда Волдеморта. Почему они хотят, чтобы он вёл войну против Гидры, монстра с постоянно отрастающими головами, каждая из которых будет более злобной и могущественной, чем предыдущая, который в конце концов оставит его с родственной душой, говорящей два очень знакомых слова?

Он не может освободить Хогвартс от всех сил Тьмы, потому что это означало бы изгнание примерно трети, а то и половины студентов, возвращение заведомо недееспособного Ордена к власти с их идеологической обработкой Светом и надежды на то, что дети выиграют войну, которую члены Ордена сами и начали с игнорирования одинокого, беспомощного мальчика, пока тот не взорвался гневом и яростью, которых никогда раньше не видел, и не сжёг их, как он был сожжён, и привели к тому, что Гарри столкнулся с обеими вышеупомянутыми довольно безнадёжными ситуациями. Почему они желают того, чего никогда не было и никогда не может быть, чего они даже не могут себе представить? Зачем ему идти на прославленную самоубийственную миссию?

С другой стороны, он также не может выполнить желания другой группы страждущих. Он не может покончить с собой, потому что это означало бы оставить своих учеников одних на произвол судьбы в мире, жаждущем их крови и слёз, лишив свою родственную душу возможности оставить его в живых, и бросив Пака, беспомощного, милого, невинного. Пак. Зачем им просить у него то, чего они сами отдать не готовы?

И в целом ситуация не так ужасна, как кажется большинству студентов. Ведь, за исключением нескольких новых учителей и правил, всё осталось по-прежнему, даже если власть теперь у другой стороны. То есть в принципе ничего не изменится, верно?

По крайней мере, Гарри так думал, пока бледнолицый гриффиндорец не столкнулся с ним сразу после завтрака перед всеми учениками и всеми учителями. Он учится на одном курсе с Гарри, если, конечно, он не путает его с кем-то другим. Верно, да, это мальчик, который всегда тусуется с ирландским мальчиком, который безумно хорош в заклинаниях, касающихся температуры, но посредственен во всех остальных, который регулярно взрывает свои напитки, когда пытается превратить воду или сок в виски. Его друг, если не считать его способности терпеть выходки ирландского мальчика, совершенно обычный. Он как бы сливается с фоном в классе, не поднимая руку, чтобы ответить на вопросы, но и не настолько сильно забивает на учёбу, чтобы выделяться в худшую сторону. Иногда его сочинения хвалят в классе. В другой раз не очень.

Другими словами: совершенно нормальный.

Вот почему его поведение кажется нехарактерным.

— Поэтому ты не сражаешься? — спрашивает он, нет, практически требует ответа, глядя Гарри в лицо, пока его щеки заливаются гневным румянцем. Хотя он ни в коем случае не высокий, он возвышается над Гарри, и на мгновение образ дяди Вернона накладывается на его возвышающуюся фигуру. Но Гарри вспоминает свой Подарок для ухаживания, голову мучителя, которая никогда больше не причинит вреда ни ему, ни кому-либо другому, моргает и снова видит мальчика, всё ещё на что-то злящегося, всё ещё не понимающего смысл. Он бросает быстрый взгляд по сторонам, но нет, он не единственный, кто сбит с толку. На самом деле, кажется, что никто из вездесущих, вечно любопытных наблюдателей не понимает поведения этого студента.

Заметив это, мальчик отчаянно оглядывается, цепляется взглядом за столь же бледную девушку, тоже с Гриффиндора, но на год-два младше Гарри, с чёлкой, в очках и с опущенным лицом, скрывающим выражение лица. Она напрягается, но старается не реагировать, не показывать, что знает, что он смотрит на неё.

Напрасно, он всё равно кричит:

— Ты!

Двумя быстрыми шагами он встаёт перед ней, крепко сжимая её плечи. Слегка безумными глазами он смотрит на неё.

— Ты сидела рядом со мной, да ведь? Вчера ночью ты сидела рядом со мной. Значит, ты, должно быть, тоже их видела, да?

Девушка ещё больше замыкается в себе, и из толпы студентов, наконец, выходит мальчик, спешащий в их сторону и безуспешно пытающийся успокоить раскрасневшегося товарища.

— Когда Сами-Знаете-Кто, — продолжает он, слегка приглушённо, — когда он поднял руку, и мантия немного соскользнула с его запястья, ты тоже это видела, да? Да ведь?! — он слегка трясёт её, и она начинает мотать головой «нет, нет, нет», не для того, чтобы отрицать его заявление, а для того, чтобы отрицать всю эту ситуацию, знание, которое у неё есть. И о, Гарри теперь может видеть, к чему всё идёт. Мальчик имеет в виду…? Он видел? Автоматически правая рука Гарри крепко сжимает браслет, но он заставляет себя отпустить руку, прежде чем кто-либо заметит. Вместо этого его пальцы вцепились в ткань брюк, скрытую ниспадающей мантией.

Мальчик подтверждает догадку Гарри.

— Эта ужасная красная надпись, эти… эти слова…!

Он замолкает, наконец отпускает бедную девушку, слёзы текут по её лицу, когда она безмолвно отрицает, что когда-либо видела… это … Но она не пытается уйти или двигаться, только мотает головой, всё ещё в таком же шоке, как и раньше. Толпа начинает бормотать, некоторые догадываются. Начинается шепот, подозрительно похожий на «Этот подарок ухаживания…»

Мальчик снова поворачивается к Гарри, в его тёмных глазах отчаяние.

— Поэтому