Чтобы прекратить злоупотребления, необходимо сильное лидерство, считает этот следователь.

Лагуранис: «И я видел это [жестокость и злоупотребления] в каждой тюрьме, в которой бывал. Если там не было по-настоящему сильного, умелого руководителя, который бы сказал: „Мы не собираемся терпеть злоупотребления“, то в тюрьме обязательно были злоупотребления. Даже среди военных полицейских, которым не нужно было получать разведданные, — они тоже этим занимаются — всегда находятся такие, кто делает это, если нет контроля, внутреннего или внешнего».

Увидев еще худшие случаи «злоупотреблений со стороны морских пехотинцев на севере провинции Бабель», Лагуранис больше не мог этого выдержать. Он начал писать доклады о злоупотреблениях, сопровождая их фотографиями и подтвержденными заявлениями заключенных, а затем отправил все эти данные руководству Военно-морского флота. Какой была реакция? Такая же, как и на жалобы, которые Чип Фредерик отправлял своему начальству об ужасных условиях в Абу-Грейб. Ни один высокопоставленный офицер ВМФ не ответил на жалобы следователя[445].

Лагуранис: «Никто так и не приехал, чтобы проверить все это; никто не приехал, чтобы поговорить со мной. Я чувствовал себя так, будто отправил все эти доклады в никуда. Никто ничего не расследовал, или они не знали, как все это расследовать, или просто не хотели». (Все как обычно: молчание официальных лиц — вполне ожидаемая реакция системы на протесты несогласных.)

Особый случай, который указывает на то, как далеко могла зайти команда следователей в тюрьме Гуантанамо, связан с заключенным-063. Его звали Мохаммед аль-Катани, и его считали «двадцатым угонщиком», принимавшим участие в теракте 9 сентября. По отношению к нему использовались практически все вообразимые злоупотребления. Его заставляли мочиться под себя, надолго лишали сна и еды и запугивали с помощью служебной собаки. Он упорно молчал, и это приводило к новым злоупотреблениям. На заключенного-063 надели женский лифчик, а на голову — женскую комбинацию. Следователи смеялись над ним, называя гомосексуалистом. Затем они надели на него собачий поводок и заставили выполнять «трюки». Следователь-женщина пыталась соблазнить аль-Катани, чтобы вызвать у него сексуальное возбуждение, а потом обвинить в измене религиозным убеждениям. Журналисты журнала Time во всех подробностях воссоздали, час за часом, и даже минута за минутой, хронику секретных допросов аль-Катани, длившихся целый месяц[446]. Это смесь грубых, жестоких и довольно изощренных приемов в сочетании с совершенно неэффективными и глупыми методами. Возможно, любой опытный полицейский детектив выудил бы из этого заключенного больше информации, не применяя столь дикие и безнравственные методы.

Изучив показания об этих допросах, генеральный юрисконсульт ВМФ Альберто Мора был потрясен. Он назвал эти методы незаконными, недостойными вооруженных сил и правительства, которое им потворствует. В красноречивом заявлении, которое объясняет, что значит потворствовать подобным оскорбительным тактикам допроса, Мора пишет:

«Если жестокость больше не является незаконной, а, напротив, превращается в элемент политики, это изменяет фундаментальное отношение человека к государству. Это разрушает само понятие прав личности. Конституция гласит, что человек имеет неотъемлемое право на личное достоинство, в том числе право быть свободным от жестокого обращения, и это право не даруется государством или законами, а принадлежит ему от рождения. Это относится ко всем людям, не только в Америке — и даже к тем, кого считают „вражескими боевиками“. Если вы делаете для них исключение, то рушится вся Конституция. Этот прецедент обладает трансформирующей силой»[447].

А теперь я прошу вас, дорогой читатель, занять место присяжного заседателя, сравнить некоторые из этих спланированных приемов с методами, которые якобы родились в «извращенных умах» охранников блока 1А и запечатлены на их фотографиях. Мы видим множество фотографий задержанных с женскими трусиками на голове. Мы видим ужасающий образ Линди Ингленд, которая тащит по земле заключенного в собачьем ошейнике. Нам представляется разумным, что и трусики на голове, и ошейник, и сами эти сценарии дегуманизации на самом деле были заимствованы — ведь раньше их использовали агенты ЦРУ и специальные команды следователей генерала Миллера в Гитмо. Они превратились в общепринятые методы допросов по всему району боевых действий. Только их не разрешалось фотографировать!

Солдаты элитных подразделений тоже делают это: солдаты 82-й воздушно-десантной дивизии ломают кости заключенным и сжигают фотографии

Возможно, самый важный свидетель в поддержку моих обвинений против всей структуры командования — капитан Йен Фишбек, достойный выпускник Уэст-Пойнта, офицер элитного подразделения ВВС, действовавшего в Ираке. Его недавнее письмо сенатору Джону Маккейну с жалобами на невероятные злоупотребления по отношению к заключенным начинается так:

«Я выпускник Уэст-Пойнта, и в настоящее время являюсь капитаном пехоты. Я участвовал в двух боевых кампаниях в составе 82-й воздушно-десантной дивизии, в Афганистане и в Ираке. Когда я участвовал в глобальной войне с терроризмом, действия и заявления моего командования заставили меня думать, что политика Соединенных Штатов в Афганистане и Ираке не требует соблюдения Женевских конвенций».

Во время нескольких интервью с представителями организации Human Rights Watch капитан Фишбек подробно описал тревожные последствия ситуации, в которой действия следователей выходили за рамки закона. Его слова подтверждают два сержанта его отделения, расположенного на передовой оперативной базе в лагере «Меркурий» около Фаллуджи[448]. (Мы уже говорили о нем в предыдущей главе, но здесь я приведу более полную версию показаний капитана Фишбека и опишу контекст, в котором они были даны.)