«К моему удивлению, — продолжает Саар, — она начала медленно расстегивать блузку и дразнить его, будто стриптизерша, показывая облегающую коричневую майку, обтягивавшую ее грудь… Она медленно обошла его и стала тереться грудью о его спину». Она насмешливо спросила: «Тебе нравятся эти большие американские сиськи, Фарик? Я вижу, ты становишься твердым. Как ты думаешь, как отнесется к этому Аллах?» Потом она села перед ним, положила руки себе на грудь и продолжала дразнить заключенного: «Разве тебе не нравятся эти большие сиськи?» Когда заключенный отвел взгляд и посмотрел на Саара, она насмешливо спросила: «Ты что, гей? Почему ты на него смотришь?.. Вот он, например, думает, что у меня классные сиськи. Правда?» (Саар утвердительно кивнул.)

«Заключенный пришел в ярость и плюнул в нее. Следователя это не смутило, и она продолжила стриптиз. Расстегивая брюки, она спросила заключенного:

„Фарик, ты знаешь, что у меня месячные? …Как ты себя теперь чувствуешь? Ведь я к тебе прикасалась“ [Она засунула руку к себе в трусы и сделала вид, что на руке — кровь. Потом она опять спросила его, кто приказал ему поступить в летную школу, кто его туда отправил]. „Подонок, — шипела она, вытирая то, что он считал кровью месячных, о его лицо, — Что подумают твои братья, когда увидят у тебя на лице менструальную кровь американской женщины?“ Брук сказала, поднимаясь: „Между прочим, мы отключили воду в твоей камере, и завтра эта кровь все еще будет у тебя на лице“. Потом мы вышли из комнаты… Она думала, что это был хороший способ получить информацию, которую требовало от нее начальство… Черт возьми, что я только что делал? Что, черт возьми, мы все здесь делаем?»

Да, это очень хороший вопрос. Однако ни Саар, ни кто-либо другой не получил на него ясного ответа.

Другие свидетельства преступлений и жестокости в Гитмо

Эрик Саар описывает множество других методов допросов — совершенно ложных, неэтичных и незаконных. Ему, как и другим членам команд следователей, приказали ни при каких обстоятельствах не вступать в контакт с наблюдателями Международного Красного Креста.

Перед визитами руководства и наблюдателей, которые должны были наблюдать за «типичными» допросами, устраивали показуху. Создавали искусственные камеры, казавшиеся вполне нормальными. Это напоминает образцовый еврейский лагерь в концентрационном лагере Терезин в Чехословакии, с помощью которого нацисты водили за нос наблюдателей Международного Красного Креста и представителей других организаций. Тем казалось, что заключенные вполне довольны своим переселением. Эрик Саар пишет, что в «мнимой» тюрьме создавалась видимость полного порядка:

Когда я попал в команду разведки, то быстро понял, что если планируется визит важных персон — какого-нибудь генерала, руководителя государственного органа, спецслужбы или даже делегации Конгресса, следователей просили найти задержанного, который уже ответил на все вопросы, и привести его в комнату для допроса. При этом проверяющий находился в комнате наблюдения. По сути, нужно было найти кого-нибудь, кто был согласен говорить, с кем можно было сесть за стол и вести спокойную беседу, кто в прошлом уже дал ценную информацию, и повторить допрос специально для проверяющего.

По сути, для профессионального разведчика это было унизительно. Честно говоря, я думаю, что такие чувства испытывал не только я — ведь вся жизнь разведчика подчинена тому, чтобы предоставить руководству важную информацию, которая даст ему возможность принимать правильные решения. На самом деле разведка для того и нужна, обеспечивать правдивую информацию. Создание таких фикций, как Гитмо, ради всех этих визитеров, в то время как в действительности все было совсем по-другому, сводило на нет все, что мы пытались делать как профессиональные разведчики.

«Аутсорсинг» пыток

Дополнительные доказательства того, что тайные пытки были обычным средством, позволявшим получать разведданные от несговорчивых подозреваемых, — секретные программы ЦРУ, связанные с передачей заключенных в тюрьмы зарубежных стран, согласившихся делать для Соединенных Штатов «грязную работу». Эта политика получила название «выдачи» (renditions), или «чрезвычайной выдачи». В соответствии с ней десятки, а может быть, и сотни «особо опасных террористов» перевозили в тюрьмы зарубежных стран, часто самолетами коммерческих авиакомпаний, арендованных ЦРУ[453]. Совершенно очевидно, что президент Буш поручил ЦРУ устраивать так, чтобы задержанные «исчезали» или были «выданы» в страны, где пытки являются обычной практикой (это подтверждено Amnesty International)[454]. Такие заключенные были отрезаны от внешнего мира в течение длительного времени и находились в тюрьмах «неустановленного местонахождения». В процессе «обратной выдачи» представители других стран арестовывали «подозреваемых» в ситуациях, не связанных с военными действиями, и передавали их в американские тюрьмы, обычно в тюрьму залива Гуантанамо, безо всякой правовой защиты, предусмотренной международным правом.

Президент Центра по защите конституционных прав (Center for Constitutional Rights) Майкл Ратнер говорит об этой программе:

«Я называю это аутсорсингом пыток. Это значит, что под предлогом так называемой войны с терроризмом ЦРУ арестовывает людей по всему миру, везде, где хочет, и если ЦРУ не желает участвовать в пытках или допросах — как бы это ни называлось — самостоятельно, оно отправляет арестованных в другие страны, с которыми у наших спецслужб есть контакты. Это может быть Египет, это может быть Иордания»[455].

Высокопоставленный офицер ЦРУ Майкл Шейер был одним из руководителей программы выдачи. Он сухо сообщает:

«Мы отправляем людей в их родные страны, на Ближний Восток, в том случае, если в этих странах их будут судить, и если они готовы их принять. С такими людьми обращаются в соответствии с законами этих стран. Не с законами Соединенных Штатов, но с законами, например, Марокко, Египта или Иордании»[456].