Маний Аквилий, взбежав по ступеням, вручил письма принцепсу сената Марку Эмилию Скавру. В наступившей тишине принцепс торжественно прочел сообщение Мария об одержанной победе над тевтонами. Толпа на площади разразилась громом рукоплесканий и криков восторга. Люди обнимались и плакали от радости.

Второе письмо Мария с описанием двух сражений близ Акв Секстиевых и перечислением заслуг центурионов, военных трибунов и легатов прочел Кассий Сабакон, давнишний друг Мария и ярый его сторонник. Он обладал красивым звучным голосом. В письме прославлялись главные герои битвы: легаты Маний Аквилий и Гай Клавдий Марцелл, военные трибуны Квинт Серторий, Секст Элий Туберон, Марк Аттий Лабиен, начальник конницы Корнелий Кос и многие другие…

Аквилий прибыл в Рим за два дня до консульских выборов, и уже на следующий день появился на плебейской сходке. В краткой речи он просил дать ему консульство, обещая в короткий срок покончить с позором рабской войны в Сицилии и высвободить предоставленные ему легионы для пополнения войск, направленных против кимвров.

Плебеи восторженно рукоплескали Аквилию, славили его как героя битвы с тевтонами и кричали, что будут голосовать только за него и за Мария.

Оптиматы после осуждения Лукулла, обвиненного в казнокрадстве, и предосудительного поведения Марка Антония, нарушившего повеление сената и самовольно двинувшего флот к Криту и Киликии вместо того, чтобы принять меры к защите Сикульского пролива, больше не показывались перед народом с привычными своими требованиями соблюдения законности при выборе консулов. В народе оптиматов еще больше, чем прежде, ругали за неспособность заниматься государственными делами. Не только простые граждане, но и многие сенаторы признавали, что отказать Марию в заочном избрании консулом накануне решающего столкновения с кимврами было бы верхом безрассудства.

Так как оба действующих консула были на войне и явиться в Рим ни одному из них не представлялось возможным, сенат издал специальное постановление о назначении интеррекса129. В течение четырех дней предполагалось поочередно избрать консулов, преторов, курульных эдилов и военных трибунов для армии, готовившейся к походу в Сицилию.

Как и ожидалось, консульские выборы принесли победу Гаю Марию (заочно) и Манию Аквилию, который еще долго после этого купался в лучах славы героя победоносной войны с тевтонами. Сразу после выборов он, как и обещал Марию, отправился в обратный путь, в Массилию, чтобы первым привезти арпинцу благую весть, что он заочно избран консулом. Аквилия сопровождали и все прочие друзья Мария, желавшие лично засвидетельствовать ему свое искреннее восхищение и горячую преданность.

День встречи Мария с его друзьями, прибывшими к нему из Рима с поздравлениями и письмами от сената, запечатлел его биограф:

«После битвы Марий отобрал из варварского оружия и добычи все самое лучшее и наименее пострадавшее, чтобы придать великолепие своему триумфальному шествию, а из остального велел сложить огромный костер и принес великолепную жертву. Воины стояли вокруг в полном вооружении, с венками на голове, а сам он, препоясанный по обычаю предков и одетый в тогу с пурпурной каймой, взял в каждую руку по горящему факелу, вознес их к небу и уже готов был поджечь костер, как вдруг показались его друзья, быстро мчавшиеся к нему на конях. Все смолкли в ожидании, а прибывшие, подъехав ближе и спешившись, приветствовали Мария, сообщив ему, что он в пятый раз избран консулом, и вручили письма. Эта радостная весть увеличила победное ликование, и воины излили свой восторг в рукоплесканиях и бряцании оружия, военные трибуны увенчали Мария лавровым венком, а затем он поджег костер и завершил жертвоприношение».

По возвращении в Рим Маний Аквилий стал деятельно готовиться к походу в Сицилию. Он часто выступал на заседаниях сената, требуя для себя права производить дополнительные наборы среди римских граждан в пролетарских кварталах, чтобы к весне сформировать четыре новых легиона. Аквилий настоял, чтобы ему заблаговременно назначили легатов. В новые календы (1 января) он разослал назначенных ему легатов для набора вспомогательных когорт среди италийских союзников, а сам занялся вербовкой солдат среди неимущих римских граждан.

После центуриатных комиций в Риме занимались делами религиозными. Из разных мест в течение всего года пришло много сообщений о недобрых предзнаменованиях, среди которых самыми пугающими были земляной дождь в Этрурии и рождение на одной из кампанских вилл двухголового теленка. По поводу земляного дождя было объявлено девятидневное молебствие в честь богов Согласия. Прочие дурные знамения отвратили жертвами крупных животных и общим однодневным постом. Многие солдаты перед отправкой в сицилийский поход давали годичные обеты целомудрия.

О том, что происходило тогда в Сицилии, Диодор писал: «После смерти Трифона преемником его власти делается Афинион. Он без всякого противодействия со стороны Сервилия, с одной стороны, осаждал города, а с другой – смело опустошал всю страну и овладел многим».

Афинион до начала осени держал в осаде одновременно пять городов. Аллара, жители которой проявляли особенное упрямство в нежелании идти на какие-либо переговоры, была взята приступом и разграблена. В Рим приходили письма, в которых новый царь рабов характеризовался как человек более опасный, чем Трифон. Он был одержим коммунистическими идеями, объявив землю общественной собственностью, и на месте захваченных крупных поместий насаждал земледельческие общины из рабов. Проквестор Фабриций Руг, которого претор Сервилий временно назначил префектом Мессаны, писал сенаторам, что в Мотии и в Катане мятежники собрали много кораблей и, судя по всему, готовятся использовать их для переброски войск в Италию. В связи с этим сенат принял еще одно срочное постановление, касающееся претора Антония. Ему было отправлено строжайшее повеление немедленно идти вместе со всем флотом к Сикульскому проливу.

После своей победы у реки Канне Афинион торжественно короновался в Триокале. Его диадема, почти два года хранившаяся в храме Астарты под Лилибеем, была привезена в столицу восставших и под восторженные клики войска возложена на голову киликийца.

Коронация Афиниона представлялась всем знаменательной. Его предсказание о том, что он станет царем всей Сицилии, как никогда было близко к окончательному свершению. Даже в городах говорили об этом. Страх перед непобедимостью кимвров и воцарение Афиниона породили в Сицилии множество предсказаний о будущем переустройстве мира в связи с неизбежной гибелью Рима. Самой Сицилии пророчили господство охлократии, изгнание богачей, конфискацию и уравнительный передел земли. До Афиниона доходили сведения об этих пророчествах, и он все больше утверждался в мысли о своем великом предназначении.

Он убеждал своих соратников, что его тактика в отношении сицилийских городов оправдала себя и ведет хотя и к медленному, но верному объединению всей Сицилии под его властью. Эту тактику сицилийцы давно поняли. Открыто вступать в сношения с Афинионом власти городов не решались – боялись римской кары за попустительство мятежникам. Но им довольно часто приходилось вести с ним тайные переговоры, чтобы избежать ужасов осады.

В западных областях киликийцу удалось установить полную монополию на хлеб. Созданные им сельские коммуны частью отвозили собранное зерно в Триокалу, Мотию и другие укрепленные места, весь остальной хлеб через посредников продавался городам за звонкую монету или обменивался на различные товары. Посредниками выступали смелые и предприимчивые купцы, готовые на все ради наживы. Среди них особенно успешно действовал Пангей. В Триокале он теперь был своим человеком и появлялся там, когда хотел, имея в качестве покровителя самого Афиниона. Получая зерно из хранилищ в Триокале, он вез его в города и там или обменивал на оружие, или продавал, причем немалую часть вырученных денег оставлял себе. Он так разбогател, что занялся ростовщичеством, ссужая большие суммы жителям Гераклеи, Селинунта и некоторых других приморских городов под высокие проценты. Его корабль постоянно курсировал вдоль всего южного побережья острова.

Таким образом, осаждая города, Афинион по-прежнему требовал от них не капитуляции, а поставок оружия, одежды и обуви для своих солдат в обмен на хлеб. Не отказывался он и от денег. Они ему нужны были в основном для выплаты жалованья своим воинам, а иногда и на подкуп должностных лиц в городах. К захвату городов он не стремился. Как