Побежденная Англия предлагает своей победительнице новый торговый договор. Чего лучше! Обе стороны вырабатывают статьи договора, граф де Рейневаль с одной стороны и лорд Иден Окленд с другой. Уильям Питт-Младший дает указание своему представителю, чтобы предстоящий договор был отчасти выгоден и для Франции, но прежде всего, само собой разумеется, должен быть ещё больше выгоден для англичан. Как бы не так!

Английский лорд прежде выслушивает пожелание своих промышленников и купцов, а французского графа занимают только интересы казны, которую необходимо наполнить во что бы то ни стало и любой ценой. Купцов и промышленников не спрашивают, такого опытного финансиста и коммерсанта, как Пьер Огюстен Карон де Бомарше, показавший свои исключительные таланта и когда-то в Испании и совсем недавно в американской войне, больше не спрашивают.

Результат выходит плачевный. Пошлины на английские товары во Франции резко снижаются. В Англии снижаются пошлины только на французское вино, водку и уксус, однако французский граф, не делец, а придворный, забывает выговорить для Франции право наибольшего благоприятствования, и ещё более дешевые португальские вина по-прежнему вытесняют французские вина с английского рынка. Итог понятен: во Франции начинается экономический кризис, в первую очередь в производстве тканей, хлопчатобумажных и шерстяных, растет безработица, растет нищета, правительство своими руками готовит мятеж.

Разорив таким образом Францию, Англия вновь сближается с Пруссией, как во времена несчастной Семилетней войны. Против кого направлено это сближение? Это ясно даже ребенку. Против Австрии, союзницы Франции, которая для Пруссии нечто вроде бельма на глазу, и против Голландии, тоже союзницы Франции, которая для Англии нечто вроде бельма на глазу, поскольку является первой морской торговой державой, что очень не нравится загребистой Англии.

Другими словами, Францию доброжелательно улыбающиеся соседи обходят со всех сторон. Франции необходимо как можно скорей поправить свое положение, иначе она этими доброжелательно улыбающимися соседями будет просто раздавлена. Как поправить? В том и вопрос. Поправить уже почти невозможно. Французская дипломатии необходима какая-то очень сложная, очень хитрая комбинация, и уж, конечно, не глупость. Тем не менее в королевском правительстве рождается именно глупость. В голову не приходит ничего лучшего, как вступить в соглашение и с Англией и с Пруссией, не желая понять, что именно Франция в данном случае ни Англии, ни Пруссии не нужна.

Этой глупости мало. Уж если придумана столь невероятная комбинация, её способен осуществить только опытный, прошедший многие испытания дипломат. Таких дипломатов во Франции мало. Один из них опять-таки Пьер Огюстен Карон де Бомарше. Однако король всё ещё не может простить ему ни глупого запрета его ненавистной комедии, ни ещё более глупого заключения в тюрьму Сен-Лазар. А потому Пьера Огюстена не приглашают даже для консультаций, а с труднейшей дипломатической миссией в Париж отправляется граф Габриэль Оноре Рикетти де Мирабо, уже прославленный мастер соблазнять чужих жен, но полнейший профан в международных делах. Как додумалась французская дипломатия до такого посланца, трудно сказать, однако додумалась, а ведь легче легкого было предвидеть, что тайная миссия абсолютно не пригодного для неё человека может закончиться только провалом. Так она и заканчивается, не принеся Франции ничего, кроме конфуза.

Конечно, напрасно правительство отстраняет того, кто ковал победу в американской войне, от всех политических и дипломатических дел, однако у правительства уже не остается времени это понять и пожалеть о своем упущении, да и сами упущения уже идут косяком.

Жалеет Пьер Огюстен, он в этих делах как рыба в воде. Впрочем, в отчаяние он не приходит. Он вдруг обнаруживает себя почти на покое, ведь его коммерция и финансы процветают уже как бы сами собой. Переживать покой ему труднее всего, и он легко и свободно переключается на другие дела, натурально, не такого большого масштаба, как репутация и положение Франции в мире, но очень интересные и важные лично для него самого.

Он женится. На ком? Это может показаться невероятным, но жениться он Мари Луиз Виллермавлаз, с которой в полном согласии живет в одном доме самой что ни на есть семейной жизнью вот уже около шестнадцати лет. Спохватился, можно сказать! Впрочем, у него имеются оправдания. Он знакомится с ней в тот момент, когда у него мошенническим путем отбирают права человека и гражданина, а без этих прав жениться нельзя, можно разве что вступить в тайный брак, а он ни о каких тайных браках и слышать не хочет. Собственно, полностью вернуть эти права ему удается лет семь или восемь назад, можно бы было жениться, тем более что как раз тогда у него и Мари Луиз родилась дочь Эжени. Так ведь нет, он с головой уходит в американскую эпопею и в эпопею с изданием сочинений Вольтера. О женитьбе, стало быть, некогда даже подумать.

И вот тишина. Времени для размышлений сколько угодно. Эжени уже девять лет. Она уже понимает вполне, что её положение в этом доме несколько странно, несмотря даже на то, что души в ней не чают и мать и отец. К тому же к отцу незаметно подкрадывается почтенный возраст, пятьдесят четыре года, это не шутка. Самое время подумать о будущем дочери и жены. Самое время закрепить за ними права наследства и на этот дом, и на его капиталы. Итак, хоть и с большим опозданием, он идет под венец.

Разумеется, он это мероприятие не отнимает у него много времени. Чем же он занимается? Ну, занятия он себе находит всегда, и трудно удивляться после того, что мы уже знаем о нем, если он подыщет себе самое невероятное в его положении, самое фантастическое занятие. Да, именно так. Пьер Огюстен пишет оперу!

С музыкой он связан с самого детства. Можно подумать, что в час рождения в его колыбель была положена флейта. Он очень рано в совершенстве овладевает этим замечательным инструментом и не расстается с ним уже никогда. Он берет флейту с собой в путешествия, благо она не занимает много места ни в каком багаже. Он всегда находит минутку, чтобы поиграть на ней, просто так, для себя. Он и другими музыкальными инструментами владеет с большим мастерством, особенно арфой. Можно даже сказать, что именно на арфе он в свое время въехал в королевский дворец. Он сочиняет песенки, распевает их сам и потом их поет весь Париж. Можно также припомнить, что в его комедиях тоже непременно поют.

Но опера, черт побери! Не слишком ли этой смелый замах? Очень смелый, конечно, однако смелый не слишком, особенно для того, кто нигде и ни в чем не знает преград. В этом жанре он пробует свои силы давно, правда, без большого успеха. Он и «Севильского цирюльника» задумывает комической оперой. Эту комическую оперу с присущей ему настойчивостью он пробивает на сцену. Как и полагается для истинного таланта, она терпит поражение, подобно его первым комедиям, от чего его талант только крепнет. Знающие люди убедительно растолковывают ему, что пока что это никакая не опера, что её постановку следует пока отложить и ещё довольно много поработать над ней. Он соглашается. В результате малоудачная комическая опера становится блестящей комедией, которая приносит ему первый и настоящий успех.

После это друга его комедия доставляет ему новый и тоже блестящий успех. Его ставят рядом с Мольером, да он и сам уже сознает, что этими двумя пьесами входит в историю французской драматургии. Его талант набирает громадную силу. Он чувствует, что теперь ему всё по плечу. Даже и опера? Конечно, и опера, мой дорогой!