гранатой и в промежутках между выстрелами с бронепоезда. Разрывы наших гранат ложились, из-за рассеивания, то слева, то справа, вблизи бронепоезда (это, так сказать, по широте), но как хорошо по дальности – судить нельзя было, и потому капитан Мутсо то увеличивал, то уменьшал прицел, и все в пределах от трех до четырех верст.

Кажется, уже третья шрапнель нашего врага разорвалась для нас трагически: получил первую «царапину» штабс-капитан Шинкевич Федор. Тяжело раненного, снесли его за будку и передали в руки санитаров. Вскоре получил вторую «царапину» поручик Кочетков[334] – сквозное ранение в ногу выше колена. Унесли и его за будку. Третья «царапина» выпала на долю кадета, который был у нас шестым номером, контузия, очевидно, от рикошета пули или осколка камня в спину между лопатками. Неестественно выгнув спину, он ушел сам за будку. На спине у него появился продолговатый синяк, а вокруг багровая ссадина. Через три дня он вернулся в строй…

Но вот уже видим, как паровоз бронепоезда задымил. Послали оттуда еще одну шрапнель. Она разорвалась в стороне от нас, над лужицами, и ясно заметны были всплески от пулек. Подумать только, двести пятьдесят смертоносных пулек от одной шрапнели! Замечен был и шрапнельный стакан, как он, опорожненный от пуль, врезался в землю, затем подскочил и, кувыркаясь, далеко отлетел…

Тем временем бронепоезд скрылся, «вспугнутый» то ли посланным взводом корниловцев, то ли нашими гранатами, а быть может, и тем и другим.

Бронепоезд вел стрельбу только шрапнелью из трехдюймового орудия. Прямых попаданий в него нашими гранатами не наблюдалось.

Никаких повреждений наше орудие не получило. Наивно говорить о пробоинах в щите и в колесах. Шрапнельные пули орудийный щит не пробивают. Могли бы быть пробоины при разрыве гранаты вблизи щита, но в этом случае орудийный расчет царапинами не отделался бы.

Наконец мы вздохнули свободно и, возбужденные «дуэлью», стали делиться своими переживаниями. Через некоторое время к нам подошел полковник, инспектор артиллерии, отвел в сторону капитана Мутсо и стал его за что-то отчитывать, показывая на место стоянки нашего орудия. Мы решили, что это выговор за выбор такой рискованно-открытой позиции и неудачной – для корректирования стрельбы.

И тем не менее нужно отдать должное капитану Мутсо, храброму офицеру в бою и чуткому человеку в обыденной обстановке. О нем у всех знающих его всегда останется самое хорошее воспоминание.

В. Гетц[335]

1-Я ИМЕНИ ГЕНЕРАЛА КОРНИЛОВА БАТАРЕЯ[336]

Батарея эта была участницей 1-го Кубанского Ледяного похода. Боевой дух сохранила она до конца своего существования, она ковала для Корниловской арт. бригады дух удали, инициативы и искусство глазомера и полевых способов ведения стрельбы. Здесь выработались приемы подвижной войны и упразднилась тяжеловесность способов регулярной войны, как то: разведка позиции, разбивка фронта позиции батареи, установка приборов, построение веера – все это поглощало сравнительно много времени и терялся один из важных моментов открытия огня – его своевременность. Корниловская же бригада упростила все это, и опережавший врага огонь ее батарей в начале боя зачастую создавал благоприятные условия для достижения успеха. Весь 1918 год прошел в подвижной войне, в которой батарея действовала по установившемуся способу: двигаясь в походе вместе со своей пехотой, в головной части ее колонны, она, под прикрытием передовых частей пехотного охранения, при первом соприкосновении с противником обыкновенно занимала открытую позицию и немедленно открывала огонь, а затем сопровождала огнем и движением свою наступающую пехоту. Это сопровождение велось перекатами повзводно, а большей частью отдельными орудиями. Таким образом, орудие стало играть роль тактической единицы, а бывший орудийный фейерверкер «вырос» в начальника орудия, каким он стал именоваться, с возложением на него обязанности решать и исполнять самостоятельные боевые задачи. Кажущееся распыление сил батареи и уменьшение мощности огня окупалось достигнутой ловкостью в скоротечном бою и выгодой огневой поддержки отдельными орудиями во всех точках на фронте завязавшегося боя. Действия орудий нашли широкое применение по мере разрастания фронта и недостатка артиллерии, чем и вызвано было назначение орудий в отдел.

Один из таких случаев выпал на 4-е орудие батареи, каковым имел честь командовать пишущий эти строки. 4-е орудие было отправлено в составе сборного отряда полковника генерального штаба Слащева[337] для овладения станицей Невинномысской в сентябре—октябре 1918 года, и оно пробыло в командировке около месяца. Исходным пунктом намеченной операции была станица Темнолесская. Наше наступление началось без помехи от врага, окопавшегося на высотах восточнее станции Невинномысская. Не доходя позиции большевиков, наши колонны развернулись и движение продолжалось к железной дороге, которая вела на город Грозный. На левом фланге двигался только что сформированный Ставропольский офицерский полк, около 400—500 человек, имевший задачей пересечь железную дорогу и повернуть фронт на запад в обход позиции красных, в то время как пластуны направлялись непосредственно на станицу, перед которой противник возвел окопы.

Орудие двигалось за фронтом Офицерского полка[338], поддерживая огнем его наступление. Полк легко овладел участком железной дороги и стал поворачивать на фланг противника. Полку пришлось двигаться по довольно крутому подъему, на рубеже которого находился окопавшийся противник, переночевавший там на соломенной подстилке, которая прекрасно обозначила линию окопов, и, будь у нас достаточно снарядов и главным образом гранат, пожалели бы товарищи о предательском комфорте проведенной ночи. Лихо шел в гору наш Офицерский полк, нисколько его не удерживал сильный огонь красных. Расстояние быстро уменьшалось. Но когда полк приблизился на 500 шагов до окопов, неожиданно из выемки железной дороги на полном ходу выкатился бронепоезд и открыл по цепям пулеметный огонь. Минута была критической, но удачные попадания снарядов орудия в бронепоезд заставили его с той же скоростью скрыться в свое убежище.

Бегство это окрылило наши цепи, бросившиеся вперед. Но вот красные поднялись из окопов и своей густой массой устремились навстречу нашим героям. Казалось, что эта лавина сотрет их; однако герои шли, не дрогнув, вперед с наклоненными штыками, чтобы либо победить, либо умереть; в этот вновь назревший критический момент шрапнель нашего орудия в рядах красных прошла губительной косой. Но я все же не могу взять на себя смелость утверждать, что это было причиной отражения контратаки противника: он морально был потрясен бесстрашием героев-офицеров, шедших безудержно вперед.

Сначала красные на момент замялись на местах, а затем бросились назад в свои окопы и из окопов в тыл, вот тогда они усеяли скат своими трупами от меткого огня и орудия, и наступающих цепей полка. Все говорило о победе. Орудие же снялось с позиции, чтобы ближе подойти к