– Глупейшая ошибка, – решилась негромко проговорить Патришия. – Это же ясно как божий день. Эскапада не для подобной аудитории, и она ее отнюдь не одобрила.

Уинтер повернулся к ней с улыбкой.

– Много ли найдется молодых женщин, которые перешептываются с таким сочувствием к другим?

В том что касалось искусства комплиментов, отметила про себя Патришия, он явно прогрессировал. Но в то же время говорил так рассеянно, словно его мысли блуждали где-то далеко. И верно. Уинтер неохотно отвел взгляд от мистера Элиота и ее брата. Его интересовала суть ситуации, а не сопутствовавшие ей мелкие инциденты, даже если один из них касался непосредственно его самого.

– Вы едва ли нуждаетесь в моем сочувствии, – сказала она.

– Нам необходимо сохранить запас сочувствия и симпатий для нашего хозяина. А то, о чем вы упомянули, действительно оказалось выстрелом мимо цели. – Он кивнул в сторону Детлепса. – В Уинге и Колд-Финдоне куда как с большим удовольствием выслушали бы пасквиль на мистера Элиота. И полковник не исключение. То есть не генеральное исключение, – попытался сострить он и оглядел зал театра. – Меня волнует, как все это воспринимает Тимми. Со стороны кажется, что он держится молодцом. В характере Тимми все-таки тоже есть стальной стержень.

И хотя в голосе Уинтера звучала нотка снисходительности, его слова доставили Патришии удовольствие.

Но она лишь отпустила прозаически практичную реплику:

– Ужин сегодня удался на славу, не правда ли?

– Да, но положения он уже не спасет. – Исчерпав запас добродушия, Уинтер готов был злословить: – Si monumentum requiris circumspice[108].

– Верно, публика теперь выглядит совсем угрюмо.

– А за кулисами, как нетрудно предположить, полное смятение. Насколько я знаю, Оверолл собирается читать ранние стихи Уэджа, скрывшись за одной из безвкусных масок. Он отчаянно трусит и выглядит даже печальнее обычного. И не зря. Ему предстоит снова выступить в роли законченного неудачника. Если бы Хольм не вылез с глупой пародией на отменно воспитанного гостя из Оксфорда, зрители бы еще кое-как проглотили декламацию Оверолла. Но теперь они благожелательно примут лишь нечто действительно стоящее. По крайней мере, по их мнению. Сегодня вечером ожидалась веселая пирушка, однако сливки общества из Пигга и Лимбера теперь сочтут ее низкопробной. Ниже, чем даже Нижний Суаффэм[109].

И довольный этим детским каламбуром, Уинтер рассмеялся. Его хорошо поставленный оксфордский смех разнесся по залу.

Следующим номером все же пошла мисс Кейви. «Субботний вечер в Хоуорте»[110] не удовлетворил бы особо взыскательного зрителя, но и никого не оскорблял. Мисс Кейви, взяв на себя роль Эмили Бронте, с помощью изобретательно построенного монолога создала вокруг себя небольшой мирок, состоявший из отца, брата, сестер и их не слишком умных подруг. В истории сценического искусства зафиксирована только одна успешная постановка этой вещи, и всеми овладело чувство, что мисс Кейви достойна похвалы за одну только смелую попытку решить столь сложную театральную задачу. Причем ей пришлось изначально столкнуться с непреодолимой, казалось бы, физиологической проблемой: Эмили Бронте никак не могла так растолстеть при скудном пропитании, которое обеспечивал отец семейства, преподобный мистер Бронте, как не повезло ей и дожить до зрелого возраста мисс Кейви. Но все это только подчеркнуло триумф духа над плотью. Если у кого-то подобное несоответствие и вызвало протест, то покинуть театр осмелился один лишь Питер Хольм, удалившийся в библиотеку, чтобы накачаться спиртным и никому не попадаться на глаза. Местные же аристократы, которых в школе заставили прочитать «Джейн Эйр», снова смотрели на сцену с удовольствием и интересом. В итоге в самый последний момент, когда уже миновало одиннадцать часов вечера, шоу все же обещало закончиться успешно. Тем большим шоком оказался для всех инцидент с Кипером.

Как известно, Кипер был любимой собакой Эмили Бронте. И кульминацией постановки мисс Кейви стало смелое приближение ее героини к своему всегда такому верному псу, когда тот заразился бешенством. Все остальное, даже прекрасно сыгранная сцена, в которой пьяный Брануэлл был усмирен декламацией фрагментов «Незнакомки из Уайлдфелл-Холла», бледнело на фоне столь эффектного финала.

И вот Эмили двинулась в сторону воображаемого Кипера, который, как предполагалось, лежал за правой кулисой. Мисс Кейви действительно обладала задатками незаурядной актрисы, заставив аудиторию буквально затаить дух; даже на лице Уинтера Патришия увидела напряженное внимание и чуть ли ни страх. Но именно в этот момент откуда-то снизу из левого угла сцены показалась чудовищная и всем знакомая фигура. Черный шар вместо носа, пятнистая морда, вечно слезящиеся глаза, огромные и тоже пятнистые отвислые уши. Это существо, известное в любом детском саду по всей стране, звали Угрюмым Десмондом. Только этот Угрюмый Десмонд был игрушечным псом невероятных размеров. Искусно управляемый кем-то сзади, он приблизился из-за спины к ничего не подозревавшей мисс Кейви и принялся обнюхивать ее в непристойных местах, пока Эмили еще только подходила к больному, хотя и невидимому, Киперу.

В столь неприятное мгновение нашелся человек (позже прошел слух, что это был всегда такой чуткий Топлэди), сумевший опустить занавес. Наступившее в зале жуткое молчание – тишина тем более ужасная, что в ней трепетал ощутимый страх, – прервала леди Бутомли, подытожившая чувства себе подобных:

– Вот это уже совсем нас не веселит, – сказала она.

Уинтер склонился к Патришии.

– Все. Это конец, – прошептал он. – Ничего более чудовищного случиться уже не может.

Но он жестоко ошибся. Каким образом шутнику удавались его трюки, оставалось неясным, но Уинтер даже не закончил фразы, когда занавес снова пополз вверх. Мисс Кейви все еще стояла на сцене, не понимая пока, что произошло. Но там же находился и Угрюмый Десмонд, а к нему присоединились еще три плюшевые и крайне уродливые собаки, казавшиеся даже крупнее его. И как только занавес открылся полностью, звери взмыли в воздух. К их шеям были привязаны веревки, а Угрюмого Десмонда еще и проткнули кривым мясницким крюком. Все четыре игрушки зависли примерно на уровне головы мисс Кейви.

Но снова нашелся некто, стремившийся восстановить порядок, взяв ситуацию под контроль. Занавес быстро упал теперь уже окончательно. Только на просцениуме осталась горка опилок, высыпавшаяся из-под взрезанного крюком плюша Угрюмого Десмонда.

Когда все события подверглись позднее тщательному обсуждению в гостиных Уинга, Уортера и Кингс-Клива, леди Бутомли, и в прежние времена не пользовавшаяся особой любовью соседей, была безоговорочно осуждена за свое крайне бестактное поведение. Поскольку в тот вечер она сразу же направилась к выходу, остановилась по пути, чтобы выразить сочувствие мисс Кейви по поводу того, каким грубым способом оборвали ее прекрасное представление, а потом, сунув муфту для ног под мышку, объяснила Белинде, почему не может остаться ко второму ужину. Начался большой снегопад, и ей, дескать, необходимо позаботиться о своих лошадях. После чего села в машину и укатила домой.