– Зачем вы это делали?! Зачем?! – заорал он прямо в лицо подчиненной, сжимая ее руки в тисках окровавленных ладоней. Она заплакала от боли и страха.

– Я… Я не делала… – всхлипнула она, закашлялась. Плазма попала ей в рот. Вильгельм затряс ее.

– Отвечай! – проревел. Она взвыла – коленом он упирался ей прямо в живот, сжимал кисти так, что отпустит и сломает.

– Вильгельм, прошу… – прошептал Норрис, оседая на пол. Он не любил врать, но сейчас прикинуться больным казалось самым разумным из всех возможных вариантов отвлечения друга от избиения подчиненной.

Вильгельм, увидев, что другу стало плохо, бросил Джуди и подлетел к нему, усадил прямо и попытался привести его в чувства.

– Тронешься – убью, – процедил он, оторвавшись от Норриса и повернувшись к Джуди. Джуди, вытерев слезы рукавом, кивнула. Она же не всхлипывала, просто молча плакала.

Норрис «пришел в себя» достаточно быстро – времени и без того мало. Но, благо, достаточно, чтобы немного угомонить вышедшего из себя Эльгендорфа – видеть Вильгельма в его личине бешенства до боли в груди страшно.

Через пару минут они сидели рядом, Вильгельм и Норрис, удерживающий его от необдуманных поступков своими сильными руками. Джуди, напротив, тихо всхлипывала, прижимая платочек к кровоточащему носу.

– Почему Захарри это сделал? – спросил Норрис.

– Он постоянно твердил, что хочет отомстить за тот проигрыш… – она гнусавила, тяжело было разобрать слова. Плазма на губах смешивалась со слезами. – Я смирилась, но он не смог. Он каждый день просыпался с мыслями о мести и придумал, стоило по округе разнестись мысли о проверке… Он договорился с преступником, нашел спрятанный Артоникс, переправил на Землю. Затем натравил на тебя своего знакомого преступника-метаморфа, которого отправил на Планету с тем погодным зондом… Клянусь, я хотела предупредить! Но Захарри угрожал, что уничтожит вас всех, если я хоть кому-то скажу…

– А где он сейчас? – процедил Вильгельм. Норрис сжал его ладонь в своей.

– Он в Академии, собирает вещи. Мы хотели улететь вчетвером после интервью.

– Я его уничтожу! Голыми руками! – рявкнул Вильгельм. – Сначала его, а потом – всех вас! Каждого. Разорву по кусочку. Помяните мое слово…

– Но сейчас нам не до этого! Нам нужно в Альбион! – прошептал Норрис и потянул Вильгельма вверх, поднимая его с колен.

Почитатель, с трудом стоявший на ногах, подошел к двери и нажал на кнопку вызова полиции.

– Тебя загребут за предательство. Как и Захарри – ты все им скажешь. Соврешь – я все равно тебя найду и убью. Радуйся, что сейчас у меня нет на тебя времени, – процедил Вильгельм и скрылся в коридоре.

Норрис уже вскочил и на ватных ногах побрел следом, но Джуди окликнула его. Он нехотя повернулся, с отвращением и глубочайшим разочарованием посмотрел на нее. Джуди протягивала письмо. Норрис взял его и, стоило ему прочитать, от кого послание, что-то внутри Норриса оборвалось.

– Этого быть не может, – прошептал Норрис, невидящими глазами смотря на Джуди, а она лишь кивнула.

– Передай ему, пожалуйста, – сказала она. – Это правда. Он сам нам его отдал.

– Но он в тюрьме.

–Это ничего не значит. – прошептала Джуди. – К нему не только могут приходить, Норрис. Он может намного больше.

Вдали послышался топот ног приближавшихся полицейских, и Норрис поспешил к выходу. Судьба Джуди была предрешена.

Уже в Космолете Херц отдал письмо другу. Без слов, просто всучив в руки. Им не до разговоров – силы на исходе.

Вильгельм повертел конверт в руках, остановился, и вновь помотал головой. Но иллюзия никуда не делась.

В руках у него была первая за многие тысячелетия весточка из той, уже порядком забытой жизни. Конверт, пожеванный в уголках, запечатанный тюремной печатью, но подписанный самыми дорогими и красивыми чернилами, которые только можно было отыскать в Едином Космическом Государстве.

– Я подозревал, – прошептал Вильгельм и зажмурился. – Я подозревал, что его посадят.

– Мы не виноваты, – сказал Норрис и хотел было коснуться плеча друга, но Вильгельм вздрогнул.

Вильгельм вертел конверт в дрожавших от напряжения руках. Норрис заводил Космолет, судорожно тыкал в разноцветные панели трясущимися пальцами и старался не смотреть на друга, чтобы не ошибиться.

Аккуратно капнув на печать плазмой, Вильгельм распаковал конверт, достал письмо, сложенное втрое. Он не ошибся – почерк редко меняется даже спустя годы.

Он вздохнул и принялся читать, всматриваясь в каждое слово.

«Здравствуй, Вильгельм. Или как мне стоит обращаться к тебе, Господин Почитатель?

Впрочем, я, наверное, единственный во всей Бесконечности могу называть тебя как мне заблагорассудиться.

Если ты читаешь это письмо, то уже проиграл. И не думай, что я тебя обманываю, Вельги. В отличие от твоего рта, из которого частенько вылетала ложь, я всегда говорил горькую правду. Пусть ты и любил убедить меня в том, что я врал тебе, чтобы заполучить свое благо. Это не так. Но обо всем по порядку.

Быть может, за столько лет, проведенных вдали от меня, ты успел забыть о том, каков я. Может, ты решил, что я не узнаю о пропаже Артоникса или позволю забрать его у меня. Возможно, ты думал, что я оставил его у себя на столе с подписью «Конечно, забирайте плоды моих многолетних трудов и мучений» или с радостью отдал его властям. Но я еще не выжил из ума. У меня еще все в порядке – как и было. Может, ты забыл и об этом.

Когда Захарри решил сговориться с Ванравом и насолить тебе, они, зная о моем великом творении, решили украсть Артоникс. Но я тебя обрадую – они оказались слишком для этого глупы. Заранее я соорудил для таких дураков лабиринт, усеянный ловушками, пройти который могли лишь мы с тобой. Конечно же, они не смогли достать камень. Эти двое, даже сложенные вместе, не стоят даже десятой части твоего или моего ума. И они это понимали.

Тогда они пришли ко мне. Чуть ли не на коленях умоляли меня помочь им осуществить задуманное. Меня, которого когда-то ненавидели. И поначалу я даже хотел их прогнать. Вновь подумав лишь о тебе, в который раз захотел отдать свою жизнь за твою. Как всегда было. И сделал бы так, но ты, Вильгельм, повел себя нехорошо по отношению ко мне. Очень нехорошо. Тогда, когда собрал вещи и улетел на Землю с Норрисом, оставил меня в кипящем чане всеобщей ненависти, которую сам разжег. Ты клялся мне в вечной преданности, обещал, что никогда не оставишь в государстве, которое не приняло ни тебя, ни меня. Клялся, как я клялся всегда помогать тебе, лишь возвышать тебя