Ты пригрел предателей на своей груди. Ты взрастил их ошибками, которые осознавал, но не делал ничего для исправления. Ты сам виноват в своем проигрыше. И только из-за понимания этого я, тогда лишь предполагавший свою правоту, согласился помочь Ванраву и Захарри.

Я оказался прав. Впрочем, как всегда и было.

Но не думай, что сейчас все закончится. С этим проигрышем ты лишь запустишь новый механизм, начнешь все сначала, если хватит сил, Почитатель.

Я не держу на тебя зла. Ты знаешь, как моя поддержка может тебе пригодиться.

Я готов помочь. Я готов встать на твою сторону, позабыть прошлые обиды, сослаться на твою беспокойную юность. Ты должен приехать ко мне – пункт назначения, надеюсь, тебе понятен. Как и мои ожидания.

Конечно, я попрошу кое-что взамен. Никакой контракт не будет настоящим, если взамен ничего не попросят. Тебе будет тяжело согласиться с моими условиями, но, если ты дорожишь репутацией и Планетой, – приедешь.

Надеюсь, ты окажешься умным Почитателем, Вельги. Не расстраивай своего Создателя.

Генрих Ульман».

Вильгельм слышал в голове его голос. Насмешливый, с нотками иронии, но такой родной, знакомый, осязаемый в горячем воздухе, что сердце Вильгельма сдавило тисками.

Он будто видел, как смеялись глаза, как Ульман раздумывал над подходящим словом. Видел его руки с множеством перстней, как длинные пальцы обхватывают ручку.

Каждое слово письма – ожог, касание пальца к кровоточащей ране. Каждая запятая – кол в сердце, заботливо воткнутый в самый его центр. Каждая точка – удар ниже пояса.

Генри. Этого просто не могло случиться, не могло. Заключенные ведь не могут управлять свободными, но Учителя это, кажется, не касалось. Даже сейчас, находившись так далеко, все равно затянул удавку не шее Вильгельма и потянул, а сам – стоял в стороне и смотрел, наслаждался его мучениями и, наверное, все равно немного переживая за него.

Вильгельм задрожал. Взглянул на камень, медальон, горевший цветом его очей. Рывком сорвал его с шеи и бросил в сторону.

Это слишком, слишком даже для Ульмана.

– Что ты делаешь? – воскликнул Норрис, с трудом управлявший еле работавшим Космолетом. Он повернулся к Вильгельму и посмотрел на него.

Почитатель мотал головой и плакал. Рыдал, сотрясая своим голосом Пустоту. Норрис с трудом справился с эмоциями, кое-как включил автопилот, подбежал к Вильгельму и выхватил из рук письмо. Пробежал по строкам глазами. И все понял.

Вильгельм медленно терял сознание от нахлынувших на него эмоций и переживаний. Глаза то потухали, то загорались адским пламенем.

Воспоминания врывались в его память, все, что было на самом деле. Что на самом деле случилось в Академии, что было с Ульманом и с ним. Что произошло в тот роковой день, о котором, определенно, рассказала Лилиан. Почему это произошло. Он все вспомнил, даже то, что так старательно пытался забыть по наказам Норриса. Работу, удачи и проигрыши, плечо, на которое всегда можно было опереться. Руки, которые вырастили его и подарили жизнь. Абсолютно все. Вспомнил Генриха Ульмана, который вручил ему мечту и воплотил ее. Который был для него куда большим, чем обычным Ментором. И то предательство, тот побег, когда Генри остался.

И в тот момент Вильгельм понял, что никогда не был главной жертвой. И, наверное, героем. И злодеем. Он вообще никем не был.

– В Альбион. Прошу. Нам надо успеть, надо спасти Планету, – повторял он в бреду, хватаясь за каждый лучик света, хотя прекрасно понимал, что спасать уже некого. Заключенным врать незачем.

Темнота поглотила Вильгельма, окутала удушающим запахом и бросила в пропасть. Он обмяк. Норрис поставил Космолет на автопилот, упал на колени и поднял друга. Впервые за долгое время он заплакал, уткнувшись в макушку Вильгельма носом.

Космолет продолжал полет в никуда, огибая летевшие в него осколки метеоритов и прошлых жизней.

Они проиграли.

Глава пятидесятая

Он очнулся в палате. Все было белым, обжигающе белым. От концентрации этого цвета глаза наполнялись слезами. Даже в Альбионе не так противно. Стойкий запах медицинских растворов, железа и таблеток въелся в подушки, и дышать было нечем. Из руки Вильгельма торчал катетер с воткнутой в него переносной капельницей.

Он с трудом поднялся – тело ломило. Руки не переставали дрожать. Рядом с кроватью, на белом стуле, дремал Норрис, сжимая руку друга в своей. Пальцы он держал на пульсе, словно во сне мог понять, когда сердце Вильгельма могло перестать биться. Чуть поодаль, в углу, перебирал бумаги Жак, рядом стоял Пронкс, который отчего-то перестал шпионить за пиратами и решил посетить начальника впервые за сотни лет. Они, казалось, и не заметили бы, что Вильгельм проснулся, если бы он не потянулся за бутылкой воды и не задел бы ее пальцем. Бутылка упала, разбилась. Вода, на белом полу казавшаяся желтой, растеклась.

– Очнулся, Норрис, очнулся! – позвал Жак. Пронкс что-то пискнул, но тихо. Он всегда был немногословен.

Норрис проснулся, медленно поднял голову и взглянул на изможденного друга. Вымученно улыбнулся.

– Наконец-то ты проснулся, – прошептал Норрис и облизнул губы. У него они, как и у Вильгельма, были почти белые.

– Где она? Где Катя? – прохрипел Вильгельм, чувствуя на языке горький привкус лекарств. Сколько он здесь? Сколько времени уже потеряли?

Норрис молчал. Поглаживал пальцы Эльгендорфа и вспоминал слова проверяющего. Вернее, проверяющей. На видео отчете она сняла маску, сбросила черную мантию. Ее зеленая чешуя блестела в свете верхнего яруса. Волосы чуть развевались от циркулирующего воздуха. Желтые глаза, длинные когти. Никто из них и подумать не мог, что Лилиан сдержит обещание отомстить и что Альбион так быстро примет пропавшую работницу на прежнее место.

Они упустили ее.

– Где она, Норрис, – прошептал Вильгельм и сжал ладони в кулаки. Друг молчал.

Вильгельм все понял без слов. Отвернулся к белой стене, зажмурился. Сдавленно зарычал, прикусив губу. Привкус плазмы вновь появился на языке. Он выгнулся дугой, будто пытаясь сломать позвоночник, но теплые руки Норриса уложили на мягкую постель.

– Ты пытался ее спасти. Стер ей воспоминания, чтобы вернуть на Землю, оборвал ее связи, чтобы ее не искали и Катя могла вернуться домой без проблем. Ты желал ей самого лучшего, пожертвовал последним, что у тебя было, – свободой. Ты отдал ей свою свободу, Вильгельм, ты сделал для нее все, что мог, но… – Норрис запнулся.

– Но что? – прошептал Вильгельм, не открывая глаз. В темноте еще могло показаться, что происходящее – сон. При свете ламп обманываться уже не получится.

– Но она всего лишь человек, Вильгельм. Привязанности мало для того, чтобы спасти кого-то.

Вильгельму мало тьмы. Он