масштаба, чем Арлозоров, Гольдман, тем не менее, был блестящим оратором и способным дипломатом. Высокого поста в сионистской организации он достиг только в 1930-е гг.

Из числа сторонников Вейцмана в Америке самым одаренным и видным, деятелем был Льюис Липский. Мощный интеллект и художественный талант сочетались в нем с организаторскими способностями, а также с педагогическим даром, благодаря которому Липский воспитал два поколения американских сионистов. Он довольно рано стал генеральным секретарем Федерации американских сионистов и принял на себя руководство ею после поражения фракции Брандейса-Мака. Среди американских сионистов были и другие выдающиеся лидеры — например, рабби Стивен Уайз, обладавший неподражаемым ораторским даром, но увлекавшийся множеством других дел помимо сионизма: этот радикальный демократ с готовностью оказывал поддержку едва ли не любому гуманитарному проекту, который ему предлагали. Столь же пламенным оратором был Абба Гиллель Сильвер, тоже раввин, рано вступивший в сионистскую организацию, но достигший видного положения только в 1940-е гг. Уроженец Англии Джейкоб де Хаас одно время держался на гребне успеха, но вынужден был уйти в тень после отставки Брандейса. Лишь немногие лидеры американских сионистов посвятили все свои силы без остатка делу сионизма, не считая Генриетты Сольд. Ни для кого из них, кроме нее, Магнеса и Израэля Голдштейна, Иерусалим не стал домом.

Этот перечень выдающихся сионистов не только не полон; в некотором смысле он способен даже ввести в заблуждение. Самыми красноречивыми ораторами и самыми яркими лидерами не всегда оказывались те, кто в реальности составлял костяк сионистского движения. Некоторые ведущие идеологи раннего периода — например, Идельсон, Якоб Клацкин или Пасманик — ныне забыты, однако в свое время они пользовались большим авторитетом, хотя и не всегда неоспоримым. Артур Раппин, о роли которого в истории сионизма уже неоднократно говорилось в этой книге, долгие годы оставался для Исполнительного комитета главным экспертом по всем вопросам еврейской колонизации Палестины. Однако его имя не часто фигурирует в рассказах о драматических дебатах и памятных решениях. Раппин был занят практической работой; он исполнял свои обязанности с редкостным усердием и старался всегда держаться в тени. Однако в ретроспективе можно уверенно утверждать, что его вклад не имеет себе равных в истории сионизма. Были и другие подобные ему люди, невоспетые герои сионистского движения, без которых сионизм, возможно, до сих пор остался бы клубом для дискуссий, парламентом без страны — интересным историческим явлением, которое, однако, так и не дало бы никаких практических результатов.

СИОНИСТСКИЕ ПАРТИИ

Всемирная сионистская организация состояла как из отдельных союзов (например, «Мицрахи» или трудовой сионизм), так и из национальных федераций, члены которых подписались под Базельской программой, но не были связаны партийной дисциплиной. Накануне II мировой войны в составе сионистского движения насчитывалось 50 таких «вольнонаемных» федераций, и члены их придерживались центристских позиций и являлись, по определению, «общими сионистами». Партия «Общего сионизма» реально сложилась первой, но была организована позже всех. Это был «мэйнстрим», ибо само по себе сионистское движение являлось «общесионистским». Термин «общий сионизм» относительно центристов был принят только после 1907 г., когда на сцену вышли другие партии, выделившиеся внутри сионистского движения[691]. «Общий сионизм» представлял собой аморфную «смесь множества точек зрения, а не идеологическое единство»[692]. Поскольку устойчивых связей между национальными федерациями не существовало, «общие сионисты», представленные на конгрессах в большом количестве, оставались, тем не менее, разрозненными и не имели четкой программы действий. На 12-м конгрессе в Карлсбаде они составляли 73 % от всего числа делегатов, однако впоследствии, — по мере того, как набирали силу «правые» и «левые», — численность их стала сокращаться. В 1923–1925 гг. они составляли уже 50–60 %, а в 1931 г. — всего 36 %, расколовшись к тому же еще на три группировки. Попытки объединить эти три фракции, предпринятые на 1-й Всемирной конференции «Общего сионизма)» (Базель, 1931 г.), увенчались лишь частичным успехом. Не особенно убедительной выглядела и попытка разработать особую философию «общего сионизма». Роберт Вельтш утверждал, что «общий сионизм» не просто равноудален от «левых» и «правых», не просто занимает центристскую позицию между капитализмом и социализмом, религиозной ортодоксией и атеизмом, милитаризмом и пацифизмом, агрессивной политикой и трезвым реалистическим подходом; не просто представляет собой политику пассивного компромисса или путь наименьшего сопротивления, а является позитивным, сознательным выбором в пользу центра, сделанным в интересах единства сионистского движения[693]. В действительности же подобные мотивы могли разве что побудить Роберта Вельтша и его друзей к поддержке «общего сионизма»; большинство же лидеров и сторонников центристской позиции избрали ее именно и только потому, что не любили крайностей.

«Общий сионизм» постоянно находился в состоянии внутреннего конфликта. В 1923 г. от него откололись «демократические сионисты», организовавшие фракцию, оппозиционную Вейцману. Помимо прочего эта фракция отвергла идею расширения состава Еврейского Агентства и заявила, что Вейцман не уделяет должного внимания укреплению сионистских организаций в диаспоре. Более того, она выразила мнение, что Вейцман в своей международной политике чересчур активно поддерживает британские интересы[694]. Главным выразителем мнения этой фракции был И. Груенбаум, принадлежавший к польской группировке «Аль Хамишмар», которая составляла ядро оппозиции. Ее поддерживали Наум Гольдман и некоторые его берлинские друзья, а также румынская группа «Ренаштеря» и несколько малых фракций в Австрии и Чехословакии. В противовес Вейцману, «демократические сионисты» подчеркивали важность скорейшего создания еврейского большинства в Палестине и основания еврейского государства как конечной цели сионизма. В то же время они заявляли о необходимости демократизации еврейской жизни в диаспоре, что, по-видимому, являлось скрытым намеком на «диктаторские наклонности» Вейцмана. Эти радикалы отмечали, что большинство евреев, при всех своих симпатиях к идее развития Палестины, все еще не готовы влиться в ряды сионистского движения; привлечение же на сторону сионизма этих народных еврейских масс «демократические сионисты» считали самой насущной необходимостью. Короче говоря, они требовали проведения более агрессивной и динамичной политики, но при этом не всегда уточняя, чем именно эта политика должна отличаться по существу от деятельности Вейцмана. Более того, некоторые из их требований противоречили друг другу[695].

«Радикальный сионизм», подобно «общему сионизму», был скорее течением, нежели политической партией. Его первые манифесты подписывали не только Груенбаум и Гольдман, но и Жаботинский, Шехтман, Штриккер и другие ревизионисты, создавшие вскоре свою собственную организацию. «Радикальные сионисты» так никогда и не добились поддержки сколь-либо крупной части сионистского движения. На выборах в 1927 г. они набрали 6 % голосов, но через два года показатель их популярности упал до 4 %. Впоследствии Груенбаум, Гольдман и большинство их сторонников вернулись в объятия «общего сионизма», составив вместе с немецкими, британскими и американскими лидерами «фракцию А», которая соперничала с «фракцией В», возглавляемой Усишкиным, Моссинсоном, Бограшовым, Шварцбартом, Роттенштрайхом,