то пограничники или таможенные инспекторы-кавалеристы, не способны были справиться со множеством задач экономического контроля на Востоке.

Российско-китайское соглашение о строительстве КВЖД гарантировало право Китая на создание таможни на двух конечных станциях на границе с Россией[157]. Однако настаивая на пересмотре Петербургского договора 1881 года и в результате секретных соглашений между китайским правительством и Русско-китайским банком в 1896 году российское государство успешно оттягивало их открытие в течение нескольких лет[158]. Только после поражения России в войне с Японией США, Япония и другие страны, состязавшиеся за экономическое влияние на Северо-Востоке Китая, усилили давление на Россию, вынудив ее признать китайский таможенный контроль и разрешить международную торговлю на железнодорожной концессии. Китайская морская таможня была органом, в функционировании которого участвовали и колониальные силы, которые поддержали китайскую позицию[159]. Китайский таможенный участок в пос. Маньчжурия начал сбор пошлин в феврале 1908 года. Россия и Китай к лету того же года наконец договорились о временных правилах деятельности китайской таможни в Маньчжурии и Суйфэньхэ[160]. Несмотря на то что Санкт-Петербург заставили уступить, в течение нескольких лет он продолжал косвенно влиять на работу китайской таможни через российских граждан, занятых в управлении этим гибридным органом[161].

Новые проблемы возникли, когда китайцы начали сбор пошлин в 1908 году. Основную тяжесть работы пограничного контроля и таможенных инспекций несли сотрудники российской таможни[162]. Русские и китайские сотрудники ссорились по различным повседневным вопросам, например из-за сломанных пломб на железнодорожных вагонах. Иногда эти конфликты были вызваны столкновением доселе незнакомых культур – русской и китайской, например в вопросах гигиены. Российские чиновники жаловались на китайцев, «которые только засоряют помещение зала, выметая сор из комнаты чиновников китайской таможни и оставляя этот сор в зале». Они были раздражены китайскими таможенниками за отказ подметать зал досмотра, что заставило приняться за уборку российских «досмотрщиков, которые таким образом работают за низших служащих китайской таможни»[163]. Большинство российских таможенных офицеров недавно прибыли в регион, и для них, в отличие от местного русского населения, китайская культура была чуждой, а во многих случаях неприемлемой.

В то время как китайские таможенные власти ограничили фискальный контроль железнодорожными перевозками, и на этом сосредоточили свой персонал, российское правительство продолжало делать усилия по контролю над всей сухопутной границей[164]. Однако первоначальные сомнения Витте о переносе таможенной границы оказались оправданы. Через семь лет после посещения Дальнего Востока министром финансов его преемник, Владимир Николаевич Коковцев, снова проинспектировал регион в 1909 году. Несмотря на все старания, войну против нелегальной приграничной торговли казалось невозможно выиграть. Коковцев объяснял это «прежде всего, неимоверною дешевизной водки, выкуриваемой в Маньчжурии из дешевого зерна», которую потребляли русские во фронтире, – тема, к которой мы сейчас обратимся[165].

НЕЗАКОННАЯ ТОРГОВЛЯ: КОРОТКИЕ И ДЛИННЫЕ МЕЖГРАНИЧНЫЕ СЕТИ

Пока средства контроля были ограничены и прибыль от контрабанды была высокой, незаконная перевозка товаров процветала, а контрабанда оставалась если не основным, то одним из самых распространенных занятий на Аргуни. Незаконная перевозка осуществлялась через границу в обоих направлениях. Ассортимент контрабандных товаров менялся с течением времени, начиная от шелка, чая, сахара и табака и заканчивая бумажными изделиями, однако два товара доминировали на нелегальном рынке Аргуни в конце XIX и начале ХX века: золото и алкоголь. Если бы кто-то рассчитал число раскрытых случаев и стоимость контрабанды, спиртное, как и в других местах, стало бы основным незаконным товаром на аргунском фронтире. Почти четверть всех попыток контрабанды, раскрытых российской таможней в пос. Маньчжурия в 1911 году, приходилась на алкоголь[166]. Чаще всего это был низкокачественный, полученный в результате брожения проса напиток, известный на местном диалекте как «ханшин». Это число возросло в течение последующих трех лет, составив почти 40 % всех случаев раскрытой контрабанды. Рассчитанная из стоимости доля алкоголя так же росла: в 1911 году спиртные напитки составили две трети общей стоимости, а через четыре года весь объем за исключением одной четверти. Золото занимало второе место. Торговля опиумом, безусловно, была яблоком раздора между российскими и китайскими властями на амурской и уссурийской границах, однако, если рассматривать статистику контрабанды, ее доля в Маньчжурии, по сравнению с золотом и алкоголем, была незначительной[167].

Таблица 2.2. Статистика раскрытых российскими таможенниками Маньчжурской таможенной заставы случаев контрабанды по предмету и стоимости, 1911–1915 (некоторые контрабандисты перевозили сразу несколько видов товаров)

Примечание: ГАЧО. Ф. 107. Оп. 1. Д. 83. Л. 29–30; Д. 125. Л. 6–7; Д. 14. Л. 172 – 174 об.

Анализ контрабанды алкоголя и золота представляется полезным, потому что оба товара уже были предметами ограничений импорта и экспорта во время существования режима порто-франко. Способы распространения этих товаров посредством сетей и курьеров резко различались. Золотом, в отличие от алкоголя, промышляли по всему миру, поэтому его контрабанда требовала сотрудничества как на местном, так и на международном уровне. Крупномасштабная незаконная торговля золотом вовлекала множество разных людей в сложнейшую сеть старателей и контрабандистов. Алкоголь же был исключительно региональной контрабандой, для его производства, распространения и потребления требовались только существующие на месте ресурсы.

Помимо экономической значимости, исследование этих контрабандных товаров и сети их транспортировки также раскрывает процессы, посредством которых местные жители обходили попытки государств ввести тотальный пограничный контроль и сотрудничали, пересекая этнические границы[168]. Здесь также значимы социальные значения товаров, различающиеся в зависимости от пространства и времени. Об этом писал Арджун Аппадураи[169]. Золото и алкоголь могли иметь совершенно различные социальные ценности для русских, китайцев и монголов. Пьянство, например, как мы увидим в следующей части, было распространено среди казаков и, в меньшей степени, среди кочевников, но совершенно не встречалось у этнических ханьцев. Золото же имело бóльшую культурную ценность для русских, чем для китайцев, для которых более ценным был нефрит.

Несмотря на разные сети, вовлеченные в перевозку, и различные социальные и культурные значения, нелегальная торговля золотом и спиртными напитками часто пересекались. Алкоголь был ключевым импортным товаром, который завозился в Россию: дешевый ханшин, зачатую производившийся на китайской стороне границы и потреблявшийся по большому счету русскими. Винокурни на китайской территории и в зоне железной дороги стали основными поставщиками спиртных напитков для русского пограничного населения, что, в свою очередь, катализировало нелегальную межграничную торговлю золотом – драгоценный металл стал основным средством обмена. Спиртное для государства было прибыльным, но опасным товаром. С одной стороны, пошлины от его производства и продажи приносили значительный доход. С другой стороны, его потребление определенно влияло на мораль и безопасность в пограничных районах.

ЛОКАЛЬНЫЕ И ГЛОБАЛЬНЫЕ ТОВАРЫ: АЛКОГОЛЬ И ЗОЛОТО

Производство, контрабанда и потребление различных видов алкоголя значительно увеличились на Аргуни к концу XIX века. Сравнительно низкие цены на зерно и сахар в Китае привели к замещению популярного прежде среди русских и кочевников ханшина водкой. Поддельные марки алкоголя были распространены повсеместно. Дешевая выпивка из Харбина иногда выдавалась за зрелый французский коньяк семнадцатилетней выдержки[170].

Город Маньчжурия стал центром контрабанды китайского алкоголя от Читы до Восточной Сибири, а производство, торговля и потребление спиртных напитков стали здесь важнейшим занятием. Государственная статистика за 1910 год насчитала 103 магазина винно-водочных изделий в железнодорожном городке (то есть один на 120 жителей), в основном ими владели русские, но встречались также китайские и японские хозяева. Несмотря на попытки российской таможни пресечь эту деятельность, местные власти, среди которых преобладали россияне, получали от нее выгоду. Они взимали один рубль налога с каждого ведра спирта, который производился или продавался в поселении[171]. Налоги с предприятий, занятых производством и реализацией алкогольных напитков, к 1910 году составили более двух третей общего налогового дохода администрации города[172]. «…[и] если бы весь ввезенный спирт распивался бы на месте, то этот поселок был бы самым пьяным местом на земном шаре…» – заметил современник. В 1909 году 5168 гектолитров – поражающая воображение цифра – китайского спирта