в нечеловеческих условиях для жизни, – напомнил я. – Но он спас себя и эту маленькую девочку и возвращается домой.

Мы учили солдат убивать людей, чтобы сэкономить пять центов на барреле нефти. Что бы Мэдс ни совершил сегодня ночью, у него не было выбора.

Наконец Кай опустил взгляд, тяжело выдохнул и кивнул.

Мэдс в безопасности. Остальное не имело значение.

Мы подошли к внедорожникам.

– Кто-то спрашивал про подарки? – воскликнул я, сев в машину и пристегивая ремень безопасности.

Октавия ахнула, а затем взвизгнула, напрочь забыв об инциденте и сгорая от нетерпения взглянуть, что же ожидает ее под елкой.

Забрав Атос и детей, мы повезли всю компанию обратно и вернулись в Святой Килиан, где нас ждал победитель охоты за сокровищами, готовый получить приз.

Детей повели наверх, чтобы искупать и переодеть в пижамы, ну а мы с Рикой остались с гостями и вручили приз Такеру Адамсу и его девушке Аманде Ли. Пока Давид оставался в «Понтифике» с Тэйлором и Каем, Дэймон и Уилл перенесли тело убитого парня из дома в ожидающий грузовик, чтобы Лев мог доставить труп коронеру.

Завтра нам предстояло разгрести целую гору дерьма.

И стараться вести себя тихо.

Прогремели аплодисменты, гости подняли бокалы с шампанским в поздравительном тосте, и примерно через сорок пять минут дом начал пустеть.

Дети кружили у елки высотой в четыре с половиной метра, зажигая свечи: ведь большинство огней в доме уже погасло. Ночной ветер завывал в укромных уголках и щелях старого здания.

Я стоял в стороне, наблюдая, как ребятишки открывают подарки, – за исключением тех, которые они сохранили для Рождества, – играют с новыми игрушками, показывают друг другу гаджеты и отбрасывают в сторону книги, которые мы старались положить каждому ребенку в попытке заинтересовать.

Кстати, Дэймон тоже держал в руках подарок, завернутый в коричневую бумагу, и рассматривал презент с таким взволнованным видом, словно не был уверен, что готов его распаковать. Между тем Октавия подбежала к скамейке у окна, плюхнувшись рядом с Мэдденом. Она перепачкалась в маркерах, которые родители прежде не решались давать ей в руки, а Мэдс рисовал новенькими карандашами в блокноте.

Присев на скамью, Октавия принялась болтать ногами.

Я обнял Рику, крепко прижимая к себе.

– Дети пришли в норму, верно?

Боже мой.

– Думаю, Октавия понимала то, чего не уясняли остальные, – рассмеялась Рика.

– И что же?

– Что ей не угрожала никакая реальная опасность.

Я посмотрел на детей. Мэдс, похоже, рисовал очередную птицу, а его двоюродная сестра взяла фиолетовый маркер и пыталась скопировать набросок.

– Яхту перехватили? – спросила Рика.

– Погода слишком плохая. – Я поцеловал жену в лоб, положив руку ей на живот. – Надо подождать до утра.

Я задавался вопросом, остался ли на яхте кто-нибудь еще или трое мужчин управляли ею самостоятельно.

Впрочем, плевать, я надеялся, что яхту вообще не найдут. Она проклята.

– Он говорил об этом? – поинтересовалась Рика.

Кто?

И тут я понял, что она имеет в виду Мэдса.

– Сомневаюсь, что он станет обсуждать произошедшее, – вздохнул я.

Кай, наверное, до смерти перепугался, но недавние события вряд ли даже отразились на его сыне. Чувство сопереживания у Мэдса совсем не такое, как у других.

По крайней мере, мне так кажется.

Я оглядел зал с разбросанной по всему полу разноцветной оберточной бумагой, мерцавшими на елке свечами, свисающими с потолочных балок золотыми и красными лентами. Зрелище было таким красивым, а за окном продолжал валить снег.

Завтра праздник продолжится. Будут и угощения, и катание на санках, и, возможно, мы даже поиграем в футбол. Если мы что-то для себя и поняли, так это то, что нужно ценить каждое мгновение, проведенное рядом друг с другом.

Обеденный стол ломился от сладостей, в камине пылал огонь, и Эмми завела пластинку. Я улыбнулся, крепче обнимая Рику и надеясь, что нам никогда больше не придется вляпываться в то, через что мы прошли сегодня.

А если кошмара не избежать, пожалуйста, пусть это будет через много лет.

Я все же не мог успокоиться.

Атос попыталась взглянуть на рисунок Мэдса, но мальчик отвернулся, и она взъерошила ему волосы. Затем отошла и забралась на подоконник в другом конце зала, потягивая пунш и чему-то улыбаясь.

– Чего он на тебя взъелся?

Дэймон вздохнул, достал сигарету из пачки и сунул ее в рот.

– Я испортил его дочь.

– Арион? – спросил Майкл. – По-моему, ты говорил, что у нее умственные способности как у ломтика чипсов «Принглс».

– Не эту, – пробубнил он, прикурив. © Пенелопа Дуглас.«Сумрак»

Мое сердце затрепетало, а к горлу подкатил ком.

– Много лет назад я заметил, как ты наблюдала за нами оттуда. – Я указал на то место, где сидела Атос, и вспомнил давнюю Ночь Дьявола. – Я пытался не обращать на тебя внимания, но ужасно хотел, чтобы ты осталась.

Рика склонила голову набок.

– А потом мы стояли вот здесь, когда я завязал тебе глаза и повел… – продолжал я.

– Ты хочешь сказать, толкнул меня.

Я усмехнулся. Точно. Каким я был придурком.

И оставался придурком, но она все равно любила меня.

Рика сжала мои ладони и обняла в ответ.

– Я хотела новых ощущений, если испытывала их вместе с тобой, – призналась она. – Даже спустя столько времени ничего не изменилось.

Ни капельки.

Звучала музыка, дети смеялись, большинство из них понятия не имело о том, что случилось, хотя Рика рассказала все Атос.

Мы построили здесь нашу жизнь.

Одна жизнь. Один шанс.

– Никто нас не остановит, – прошептала Рика. – Никто нас не одолеет.

Я поцеловал ее.

– И мы не изменимся.

Эпилогмэдс

Я потер уши, чтобы хоть как-то заглушить шум вечеринки. Снова и снова я пытался не слышать болтовню, звон посуды, которую внизу убирали со стола, хлопанье дверей…

Мне нравился шум. Шелест дождя, щебетание птиц и свист ветра. Однако я не любил шум, который издавали люди. Из-за этого комната казалась маленькой. Слишком маленькой. Я не мог думать.

После подарков и угощений я проскользнул в ванную, закрыл дверь и постоял там пару минут – может, больше, – зажмурившись и потирая уши. Я ненавидел себя за то, что делал.

Я ненавидел себя за то, что это помогало.

И ненавидел себя за то, что приходилось прятаться.

И еще я ненавидел, как Ивар посмотрел на меня однажды много лет назад, когда поймал за этим занятием.

Теперь я научился следить за своим поведением. Я понял, что никогда не стану таким, как Ивар, и знал, какие стороны себя стоит скрывать.

Сидя на краю ванны и обхватив голову руками, я прислушивался к отзвуку собственного дыхания в ушах, слушал пульс и наконец почувствовал, как все замедлилось. Мое сердце.

Дыхание.

И мысли.

Я сделал глубокий вдох и медленно выдохнул, чувствуя, как возвращаются спокойствие и уравновешенность.

Я встал и повернулся к зеркалу, приглаживая волосы с обеих сторон головы и убирая отросшие пряди за уши. Надо попросить отца отвезти меня завтра на стрижку. Обычно мы ездили в парикмахерскую каждую вторую субботу месяца, но я не хотел ждать.

Выдавив немного жидкого мыла на ладонь, я вымыл руки, вытер их, а затем провел пальцами по чистому черному костюму и поправил галстук. Привычка ощупывать одежду дарила мне ощущение безопасности. Словно я одет в доспехи.

Я вышел из ванной, выключил свет и направился в спальню мальчиков, которую мы делили, когда останавливались на ночь в Святом Килиане.

Позади меня раздался перестук каблуков, и я услышал голос мамы:

– Я принесла пижаму.

Я обернулся через плечо и остановился, разглядывая ее платье. Мне нравилось, когда мама наряжалась. Это красиво.

– Нет, спасибо, – ответил я.

– Разве ты не хочешь спать в чем-нибудь более удобном? – Она прищурилась.

– Мне и так удобно.

Когда мы вернулись в Святой Килиан, я принял душ и переоделся в свежий костюм.

Я двинулся дальше, но мама шагнула следом за мной.

– Мэдс, я…

Я дернул головой.

– Нет, не иди за мной. – Я повернулся. – Хочу побыть один.

– Я бы посидела с тобой перед сном, – возразила она.

У меня скрутило живот. Это последнее,