неолитические стоянки на Севере Европейской России, в Верхнем Поволжье, в бассейне Оки, в Сибири и на Сахалине. Поляков же раскапывал Фатьяновский могильник.

Иван Семенович Поляков

Александр Александрович Иностранцев

Наконец, А. А. Иностранцев оставил нам Классический труд о неолите на Ладожском озере[206]. Исследование остатков каменного века дано им необычайно разносторонне.

Помимо материальной культуры неолита, охарактеризованы геологические условия находок, флора, фауна позвоночных, моллюсков и насекомых, антропологические данные, высказаны соображения о климате.

Все это показывает, сколь значителен был вклад ученых-естествоиспытателей в развитие русской археологии. Они сделали крупнейшие открытия, нашли новые методы исследования археологического материала[207]. Работы их ставились в тесной связи с биологическими и геологическими проблемами. Это видно не только по книге Иностранцева. Мережковский, параллельно с раскопками, проводил в Крыму антропологические исследования, Черский и Кащенко изучали фауну с палеолитических стоянок, Докучаев использовал археологические наблюдения в почвоведческих и геологических работах.

В то же время мы не обнаруживаем почти никакой связи всех этих ученых с официальной русской археологией.

За исключением маленькой статьи Иностранцева, в «Известиях Археологической комиссии» не напечатано ни одной работы по первобытной археологии России. Исследования Мережковского по палеолиту Крыма проходили в стороне и от Археологической комиссии, и от Московского и Русского археологических обществ. Его статьи печатались в «Известиях Географического общества», в «Трудах» этого общества должна была быть опубликована и монография Мережковского по крымскому палеолиту, к сожалению, не увидевшая свет. В 1870-х годах Мережковский стремился создать в Петербурге антропологическое общество, одной из задач которого должно было стать изучение палеолита. Поляков вел свои исследования на средства того же Географического общества и на средства Академии наук, где тогда археология не была представлена. Кротов, Штукенберг, Высоцкий публиковали работы по каменному веку в «Известиях Казанского общества естествоиспытателей».

Все это не случайно. Здесь отразились, с одной стороны, равнодушие Археологической комиссии и археологических обществ к первобытной археологии России, чисто естествоведческое направление самих исследователей каменного века — с другой и, наконец, более глубокие политические и идеологические расхождения между археологами-историками и археологами-натуралистами.

Все интересующие нас исследователи сложились как ученые в годы демократического движения 60-х годов XIX в., когда изучение естественных наук играло огромную роль в жизни молодой России. Последователи Писарева видели в естествознании лучшее воплощение того «реального дела», которое властитель их дум противопоставлял «болтовне» школы и университета старого времени. Естествознанию придавался исключительно боевой характер. Интерес к каменному веку был тогда неотъемлемой частью изучения эволюционной теории, одним из звеньев в цепи доказательств правоты материалистов в борьбе с обскурантами.

Исследователи каменного века России — сверстники демократов 60-х годов, выходцы из той же разночинной среды. В николаевские времена археологией занимались обер-прокурор Сената Оленин, сенатор Сумароков, киевский губернатор Фундуклей, керченский градоначальник Стемпковский; теперь на смену этим представителям родовитого дворянства и чиновной администрации пришли выходец из простой казачьей семьи Поляков, сын бедного сельского священника Докучаев, польский революционер Черский.

Поляков был настолько типичным представителем разночинной интеллигенции, что в споре с Тургеневым о «Новых людах», об образе Базарова известная деятельница женского движения А. П. Философова указывала на Полякова как на одну из самых характерных фигур в поколении «новых людей»[208]. Поляков не состоял в каких-либо народнических группах, но был близок со многими революционерами и привлекался к следствию по делу Кропоткина.[209]

К. С. Мережковский в молодые годы был, по воспоминаниям его брата, «ярым нигилистом». В поэме «Старинные октавы» Дмитрий Мережковский пишет:

Был Костя — старший брат мой — правоведом,

Но поступил он, возмутившись вдруг,

И полный нигилизма модным бредом,

На факультет естественных наук.

... смеясь над чертом и над богом,

Он все, во что я верил, разрушал.[210]

В прозаических воспоминаниях Дмитрий Мережковский рассказывает, что Константин одобрял убийство Александра II народовольцами[211].

Неудивительно, что у преданных самодержавию археологов николаевской школы не нашлось общего языка с Поляковым и Мережковским. Деятели официальной русской археологии середины XIX в. известны своей ретроградностью. «Археологи возмущали меня своим равнодушием к насущным потребностям народа, — пишет этнограф-каракозовец И. А. Худяков. — Мало того, некоторые из них прямо брали на себя обязанности III отделения. На археологических вечерах и у И. И. Срезневского постоянно можно было слышать о политическом настроении молодежи. «Что Чернышевский? — говорил археолог Григорьев. — Вот в наше время Сенковский был!» — Они там в «Современнике», хотят революцию сделать, — вопиял Срезневский. — Я думаю, все честные люди должны собраться и сделать контрреволюцию и крестовый поход против невежества»[212]. Натуралисты-безбожники, вторгающиеся в сферу истории, естественно, были нежелательными коллегами для таких археологов. И первобытная археология не получила в царской России той поддержки, которую правительство оказывало и античной, и славяно-русской археологии.

С другой стороны, сами исследователи палеолита сторонились археологии исторического направления.

В этой связи интересен доклад Иностранцева о периодизации каменного века, сделанный на съезде русских естествоиспытателей и врачей. Весь этот доклад построен на противопоставлении подхода к каменному веку натуралистов и археологов-историков. Иностранцев доказывает, что подход натуралистов правильнее, ибо они изучают и человека, и его окружение, а подход историков узок, случаен, так как они исследуют только особенности обработки кремня. По мнению Иностранцева, классификация палеолита Г. Мортилье, основанная на анализе орудий труда первобытного человека, несостоятельна. Периодизацию каменного века можно дать только на материалах фауны и флоры со стоянок[213].

Правильно отметив необходимость комплексного изучения палеолита, археологи-натуралисты не учитывали того, что подход к исследованию человеческого общества, даже самого примитивного, должен быть иным, чем подход к любым формам природных явлений. Это характерно не только для Иностранцева. В одном из докладов в Географическом обществе Поляков стремился показать «важность и весь интерес изучения остатков каменного века как со стороны изменений, потерпенных самим человеком (как биологическим видом. — А. Ф.), так и со стороны огромных перемен, совершившихся в самой природе и, наконец, со стороны собственно зоотехнической»[214]. Все три аспекта, как видим, биологические.

Эта тенденция отрыва от историков доходит до XX века. В ряде статей предреволюционных лет по проблемам первобытности подчеркивается «антропологический», а не археологический характер работ по каменному веку. Так, в 1913 г. исследователь Мезинской стоянки Ф. К. Волков печалился о забвении естественно-исторических установок специалистов по палеолиту XIX в. в труде Ж. Дешелетта, соединившего в одном издании археологию от палеолита до галло-римского периода. По