Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Простая истина, но не все дипломаты ее уразумели.
Дипломатические права и преимущества
Я возвращался с прогулки верхом и был еще далеко от города, когда мне повстречался бродяга в лохмотьях на велосипеде.
– Боткин, – окликнул меня бродяга.
Я оглянулся и узнал в лице бродяги молодого атташе посольства одного из маленьких государств в Европе.
– Что с вами? – воскликнул я. – Боже, в каком виде!.. Вы упали, расшиблись?..
Атташе находился еще под впечатлением сильного потрясения и в полном смысле слова дрожал от гнева.
– …Дикая, некультурная страна, – бормотал сквозь сухие губы он, – во времена Майн Рида здесь было лучше… Им нужен урок, хороший урок, и они его получат от меня… да, от меня! Пора Америке знать, что такое дипломат и как с ним обращаться.
Атташе был весь в синяках, с кровоподтеками, но вид у него был скорее смешной: в разорванных штанах, с оголенной шеей, без галстука и с волосами в живописном беспорядке.
Я сошел с коня, достал из седла походную аптеку, намочил платок и принялся промывать раны несчастного дипломата.
Я его совсем не знал до этого происшествия. Он жил какой-то другой жизнью, в обществе не показывался. Его можно было только видеть на улицах Вашингтона всегда на велосипеде или на больших официальных приемах в Белом доме, куда приглашается весь дипломатический корпус. На эти приемы он неизменно приезжал на своем велосипеде во фраке, причем фалды фрака он тщательно засовывал в карманы штанов. Рассказывают, будто однажды атташе предстал в Белом доме перед президентом, позабыв вытащить фалды фрака из карманов, но я этого сам не видел и думаю, что это относится к разряду анекдотов. Американцы любят поострить насчет иностранных дипломатов.
Мы расположились на лужайке, под тенистым деревом, невдалеке от дороги, и тут атташе поведал мне свое горе.
Вот что случилось – я передаю рассказ молодого дипломата в точности, выпустив только все его жалобы и крепкие слова по адресу местной полиции, американских нравов и порядков и нарекания на федеральное правительство.
Атташе катался на своей бисиклетке в окрестностях Вашингтона. Ему захотелось утолить жажду и закусить. На пути стоял кабачок, и атташе вошел в кабачок, переполненный грязным народом, в числе которого были и негры. Атташе не успел еще выбрать себе место, где бы расположиться, как кто-то закричал: «У меня украли портмоне». Произошло смятение. Женщина продолжала вопить: «У меня сейчас украли портмоне». Хозяин бросился к дверям, затворил на замок, затем подошел к телефону и вызвал полицию. «Никто отсюда не уйдет, все будут обысканы», – сказал он, обращаясь к почтенной публике. Публика была смущена и разно проявила волнующие ее чувства. Атташе сделал неосторожное движение по направлению к выходу. «Держите его, – нервно закричал кто-то, – джентльмен собирается дать тягу, держите его крепко». Несколько рук вцепились, как клещи, в атташе. Чем больше он старался от них отделаться, тем крепче его сжимали клещи и тем больше являлось охотников содействовать задержанию подозрительного субъекта. «Оставьте меня, – вопил атташе, – вы не имеете права меня трогать…» Слова эти только пуще разожгли страсти посетителей кабачка. У атташе оставались свободными только ноги, и он сделал вполне понятный, но крайне опасный в данном положении жест – он стал отбиваться ногами. Тут произошло нечто ужасное. «Джим, Джак… – кричали грубые голоса, – он брыкается, хватайте разбойника за ноги, валите его, вот так, вот так его разбойника… зачем лягает…» Никто больше не стеснялся ни в выражениях, ни в действиях. Дым стоял коромыслом. «Я дипломат, – орал во все горло атташе, – я член дипломатического корпуса», но никто его не слушал. Под предлогом задержания «разбойника», ему рвали платье, издевались над ним, в то время как какая-то чернокожая мегера, пользуясь суматохой, нещадно щипала его в самые мягкие части тела.
Появление полиции положило конец испытаниям несчастного дипломата. Клещи моментально разомкнулись. Все притихли.
– Где вор? – спросил полисмен.
– Вот он, – в один голос ответила группа хулиганов, указывая на атташе, – он собирался бежать, мы его задержали.
Тут атташе совершил капитальную ошибку. Он обратился к полисмену с требованием арестовать «этих негодяев», напавших на него, и назвался по имени: «Я такой-то, член дипломатического корпуса».
Весь кабачок разразился диким, неудержимым хохотом. Даже и полисмен улыбнулся.
– Так я и поверю, что ты дипломат… – произнес полисмен. – Я, брат, всех дипломатов в Вашингтоне в лицо знаю, меня не проведешь. А где твои бумаги?
Никаких бумаг при атташе не было.
– С него и начнем, – сказал полисмен хозяину.
Предстоял обыск.
– Вы не смеете меня трогать, – хорохорился атташе. – Справьтесь по телефону в моей миссии. Я – экстерриториален.
Никто, разумеется, этого термина в кабачке не понимал, но упорство атташе потешало хулиганов, которые от души покатывались и предвкушали еще больше удовольствия от столкновения иностранного мошенника с полисменом.
Неизвестно, чем бы кончилось дело, если б не раздался женский голос из угла: «Я нашла свое портмоне. Вот оно».
Какая-то женщина, ирландка, с виду прачка, выступила вперед с грязным портмоне в руках. «Я уже давно сказала, что нашла его, только за шумом не слышно было».
Произошло замешательство.
– Напрасно беспокоили полицию, – заметил полисмен. – Простое и пустое недоразумение.
Но атташе не унимался. Он настаивал на наказании напавших на него лиц, требовал, чтобы был составлен протокол, но полисмен медлил, а хулиганы тем временем пользовались, чтобы незаметно один за другим исчезать. Атташе протестовал и угрожал полисмену пожаловаться на него за нерадение и неоказание помощи члену дипломатического корпуса.
– Идите своей дорогой, – посоветовал ему полисмен, – вы видите, ничего не произошло, факт воровства не установлен, маленькое недоразумение и больше ничего.
Закончив свой рассказ, атташе, пылая гневом, прибавил:
– Но я этого дела не оставлю. Полисмен должен быть наказан, федеральное правительство должно принести извинения моему посланнику; кроме того, они ответственны за нанесенные мне материальные убытки…
Я дал атташе выложить все, что у него накипело, и, когда он несколько успокоился, отведя душу, «знаете, – сказал я ему, – на вашем месте я бы бросил это дело.
Происшествие неприятное, что и говорить, и вы потерпели совершенно невинно, но надо хорошенько разобраться в последствиях того или другого образа действия. Если вы сейчас вернетесь домой, скажете, что упали с велосипеда и высидите у себя, пока не заживут ваши синяки и царапины, никто ничего не будет знать, и дело канет в воду. Полисмен вряд ли на вас донесет, хотя вы и имели неосторожность дать ему ваше имя и звание. У вас сохранится только воспоминание об отвратительной сцене в кабаке – ну что ж… в другой раз не пойдете прохлаждаться в