Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я долго сидел перед открытым пустым чемоданом, перечитывая письмо Сильвии и размышляя… Конечно, виноват я, что проболтался ей, что везу останки человека, но не скажи я ей этого, мы, может быть, в самом деле пошли бы ко дну? Как знать? Проверить невозможно…
Предрассудки, предчувствия… хорошо над ними смеяться, когда сидишь у себя в кабинете и ничем не рискуешь, но в море, в ненастную погоду, не до шуток. Недаром говорят, кто в море не бывал, тот и горя не видал… Кто в море не бывал, тот Богу не молился… У каждого из нас, даже у тех, кто отрицают предрассудки, есть предчувствия. У всякого человека есть хоть маленькая доля ясновидения. У иных она мало развита, у других больше, одни видят дальше и глубже, нежели другие… Сильвия в этом отношении показалась совершенно исключительной личностью… Нельзя ей не верить… Когда подумаешь, сколько погибло судов в пучине морской и никто никогда не узнал, как это произошло… Пропадали без вести и трансатлантики… мог погибнуть и наш гигант, если бы… если бы Сильвия не выбросила останки неизвестного нам человека в чертову дыру. Как знать?.. Эта тайна так и останется неразгаданной, как и настоящее имя Николая Андерсона и то, что он натворил более сорока лет тому назад и за что наказал себя столь жестоким остракизмом…
На следующий день я заказал в Казанском соборе заупокойную обедню и отстоял панихиду по «болярине Николае».
Не стану скрывать от читателя, что Сильвия получила букет чайных роз, а что касается чемодана для цилиндра, мне пришлось его бросить… Для меня он не был больше чемоданом, а гробом, пустым гробом, но все же гробом…
Местничество
Знаменитый фокусник Гофман приехал в Вашингтон. Милейшая миссис Хауланд, одна из симпатичнейших хозяек в этом гостеприимном городе, имела счастливую мысль позвать нас на ужин с Гофманом. Нас было человек сорок. Все свои, близкие. Обворожительные американки, веселые и изящные, несколько молодых дипломатов разных национальностей, два-три посланника и престарелый английский посол, лорд Паунсфот, – словом, то, что в газетах называется сливками вашингтонского общества.
Было очень забавно. Гофман был в ударе. Проделывал необыкновенные фортели с тарелками, из ананасов вылетали канарейки, дамские браслеты и кольца то исчезали, то находились в карманах гостей, но самый удивительный номер был со стаканом пива. Кто-то спросил пива. Пива в доме не оказалось. Шампанское лилось рекой.
– Я вам дам пива, – сказал Гофман, вытаскивая из фрака одного из гостей большой металлический кран. Кран был приставлен к довольно толстому американцу. Подставили стакан, открыли кран, и стакан наполнился холодным пивом. Мы все его пробовали. Пиво как пиво, пенистое, словно из бочки. Мы от души потешались.
Когда гости разъезжались, посланник подозвал меня.
– Ведь нам с вами по дороге, Боткин, – сказал он, – садитесь в мою карету, я вас подвезу.
Как только дверца безукоризненного купе посланника за мною захлопнулась, добрый старик разразился градом упреков.
– Вот до чего мы дожили, – волновался он, – это просто чудовищно! Черт меня попутал принять приглашение на этот вечер, ноги моей больше не будет в этом доме…
– Что случилось? – спрашиваю я в недоумении.
– Как – что случилось? Да разве вы не заметили?
– Нет, ничего. Вечер был очень удачный, превосходный ужин, а что касается Гофмана, то он был бесподобен.
– Вы ничего не видели… Ну, вот и рассчитывайте потом на молодое поколение, чтобы оно держалось установленных традиций, чтобы оно отстаивало наши права и преимущества и с должным достоинством относилось к возложенной на нас миссии. Вам только подавай хорошеньких американок, а на остальное у вас и глаз нет…
Добрый старик был вне себя от раздражения, которое возгоралось еще больше от того, что я не мог его понять. «Что случилось? – повторял он мою фразу. – Случилось то, что фокусник, скоморох, сидел направо от хозяйки, а английский посол – налево. Вот, что случилось, государь мой, а вы этого даже не заметили».
К счастью, в карете было темно и посланник не мог видеть, что я с трудом удерживался от того, чтобы не расхохотаться, но мне было жаль старика, и я прежде всего хотел его успокоить.
– Миссис Хауланд, наверное, не желала никого обидеть, – заговорил я после некоторой паузы, – вы сами знаете, какая она милая и что для нее нет большего удовольствия, как угощать и развлекать своих друзей. В каждой стране свои особенности. Здесь, как вы знаете, в ходу давать обеды в честь того или другого заезжего лица, – будь то странствующий принц, музыкант, иностранный писатель, художник, актер или фокусник. В этих случаях почетному гостю дается первое место…
Посланник не дал мне договорить.
– Фокусник – почетный гость, – воскликнул он с негодованием. – Этого еще недоставало! Нет, слуга покорный, я предпочитаю не принимать участия в банкетах, где фокусники являются почетными гостями. Я не забываю, что я посланник и представляю моего монарха и мое правительство в той стране, где я аккредитован в качестве посланника. Дома ли, в гостях или на улице я – посланник и должен смотреть за тем, чтобы мое место оставалось за мной, а не становилось достоянием любого шута горохового. В Белом ли доме или в гостях у американского миллионера я могу и должен ожидать соответствующее моему званию и рангу место. Кого это не устраивает, может не звать меня, но раз я приглашен, я должен сидеть там, где мне подобает, а не на третьем месте, после какого-то фигляра или акробата.
Карета остановилась перед моим крыльцом. Егерь посланника отворил дверцы, и мы распрощались.
Я смотрел вслед удаляющемуся экипажу, и мне было невыразимо жалко бедного старика. Он, наверно, проведет бессонную ночь и плохо переварит съеденный им ужин, потому что фокусник сидел направо от хозяйки, а я не только этого не заметил, но, по правде сказать, мне решительно все равно, где сидел за столом забавлявший нас фокусник.
Строго говоря, посланник прав, но стоит ли из-за того, что совершенно неумышленно был нарушен этикет, портить себе кровь и становиться на дыбы? Хорошо стоять за свои права и преимущества