Ханна переводит взгляд на Оливию, безмолвно спрашивая – тебе нужна машина? Но Оливия, несмотря на все слова Мэтью, на все его умолчания, уезжать не хочет. Призраков она не боится.

Она боится того, куда эта машина может ее отвезти.

Оливия качает головой, и Ханна отвечает:

– Увы, пока новостей нет. – В руке у домоправительницы покачивается ведро, полное серого раствора. – Эдгар заметил еще несколько трещин.

Мэтью тотчас поворачивается к садовой стене. Встает, протягивает за ведром руку. Ханна медлит.

– Давай я помогу, а ты отдохни немного.

– Скоро вам и так придется обходиться без меня.

Ханна морщится, будто он ее ударил.

– Мэтью, – начинает она. – Не говори так.

– Справлюсь, – лишь отмахивается Мэтью, забирает бадью и неспешно шагает к стене. Оливия хочет было пойти за ним, но он качает головой и указывает на тропинку. – Жди на месте, – ворчит он, словно Оливия назойливая собачонка, и все же, верно, понимает, что ее не заставишь сидеть сложа руки. Кузен кивает на бадью, которую оставил возле кустов роз: – Хочешь помочь? Выдергивай сорняки. – Сняв перчатки, он отдает их ей. – И держись от стены подальше.

А сам поворачивается и устало тащится вниз по склону.

Ханна пытается улыбнуться, но только кривится, в глазах по-прежнему печаль. Она внимательно смотрит на платье Оливии, которое та одолжила в шкафу.

– Осторожнее с шипами, – говорит экономка и удаляется к дому.

Положив блокнот на скамейку, Оливия натягивает перчатки. Против поручения она вовсе не возражает. Солнце прогрело воздух, Оливия приседает у клумбы и чувствует, как тут, внизу, веет почвой и цветами. Начинает с того места, где остановился Мэтью, быстро находит первый сорняк, который душит ярко-розовый бутон. Оливия вырывает вредоносный усик и подносит к свету. Тонкий сорняк странный на вид: с шипами и цвета пепла. В Мерилансе ей все таким и казалось, но теперь Оливия поняла, что это не совсем так. Цвета в школе были, просто угасшие, будто полинялые, а стебелек в ее руке выглядит, словно карандашный набросок поверх акварели.

Оливия медленно продвигается вдоль дорожки, пока не оказывается у края клумбы. Бросает взгляд вниз, где у подножья холма Мэтью, опустившись на колени, залепляет раствором пяток трещин. Зачем ремонтировать стену, которая все равно обрушится?

Солнце вошло в зенит, тень деревьев так и манит к себе. Отойдя от клумбы с розами, Оливия направляется к фруктовой рощице, внимательно присматриваясь к земле в поисках сорняков или паданцев. Но вдруг замечает что-то любопытное. Позади сада – скопление каких-то приземистых серых силуэтов. Сначала Оливия принимает их за пеньки, но затем солнце освещает камни, и она понимает – это надгробия.

Нива Прио́ров, но то здесь, то там встречаются другие имена. Последняя могила принадлежит отцу Мэтью, Артуру. Похоронен прошлой осенью.

Возле надгробия виднеются вытянутые ноги, скрещенные в лодыжках, сгорбленные плечи. Головы почти нет. Гуль. Оливия поспешно подходит к нему, надеясь увидеть мать, но призрак поднимает обезображенное лицо, и становится ясно – это мужчина. И не тот, который вчера преграждал ей выход, а другой, старше.

Остатками лица он взирает на Оливию и указывает полупрозрачной рукой в сторону дома. Оливию бьет озноб, и она отступает – прочь от кладбища, от рощицы, назад, в залитый солнцем сад.

Внизу, у подножья холма, Мэтью глядит на стену, изучая свою работу, и утирает лоб тыльной стороной ладони. День выдался теплый, руки Оливии вспотели в слишком больших перчатках. Она стягивает их и направляется к скамейке, где оставила блокнот. Но склонившись за ним, замечает серый сорняк, что пробился сквозь почву и обвивается вокруг ножки скамейки. Оливия хватает усик, тянет его, но вредитель упрям и крепок. Она тащит сильнее, и ладонь ее что-то колет. Увы, слишком поздно Оливия замечает, что сорняк шевелится. Она судорожно дергается – и кожу обжигает жар. Вздрогнув, Оливия отбрасывает вредителя и смотрит на свою руку: шипы прорезали узкую полосу, где уже выступает кровь.

Надень она сегодня собственное серое платье, а не желтое Грейс, вытерлась бы подолом, но ей не хочется пачкать мягкий хлопок. Оливия опускается на колени, промакивает кровь травой, но тут вдруг из ниоткуда появляется рука и железной хваткой впивается в ее запястье.

– Стой! – рявкает Мэтью, рывком поднимая Оливию на ноги. Увидев кровь у нее на ладони, кузен бледнеет. – Что ты натворила?

В его голосе ни тепла, ни заботы. Похоже, он злится. Оливия кивает себе под ноги, на упрямый сорняк, который ее порезал.

Но усика там нет.

Достав носовой платок, Мэтью туго обвязывает кровоточащую ладонь Оливии, будто рана смертельна.

– Иди в дом, – приказывает он, махнув на особняк точь-в-точь как гуль на кладбище, и хмурится так же. – Пусть кто-нибудь об этом позаботится. Немедленно.

Она хочет сказать – это всего лишь порез, почти и не больно, и не ее вина, что кровь бежит столь сильно, едва ли стоит так злиться из-за неловкости. Но вместо этого просто берет блокнот и топает вверх по склону, через сад в дом.

Она ведь только хотела помочь…

Его голос из твоих уст

Велит мне возвращаться

Возвращаться домой…

Эдгара Оливия застает на кухне.

– О боже, – вздыхает он, осматривая ее руку: платок, где его пропитала кровь, сделался ржаво-красным.

Оливия пожимает плечами, у нее урчит в животе: на плите стоит кастрюлька с кашей, хоть содержимое наверняка давно остыло до состояния клейстера. Однако Эдгар строго кивает на раковину. Оливия смывает кровь, пока дворецкий достает аптечку и раскладывает йод и бинты. Руки его тверды, прикосновения легки.

– Я служил в армии, – между делом роняет он, зажимает в зубах булавку и с улыбкой осматривает порез. – Повидал боевых ран на своем веку. Полагаю, ты выживешь. – Обработав рану, он перематывает ладонь Оливии узкой белой лентой и закрепляет булавкой. Для такой ерунды повязка слишком серьезная, но Эдгар обращается с ней хирургически аккуратно. – И все же постарайся больше не проливать кровь.

У порога что-то мелькает, и Оливия бросает туда взгляд, надеясь увидеть призрачное лицо матери, но там другой гуль, на сей раз моложе. Он совсем отощал, видны лишь торчащие ребра, колено да нос.

– В старых домах всякое водится… – бормочет Эдгар, проследив за ее взглядом, – чего только не услышишь и не увидишь.

Дождавшись, пока он закончит бинтовать ее руку, Оливия спрашивает: «В Галланте водятся привидения?» И хоть знает, что гули здесь есть, удивляется, когда Эдгар в ответ кивает.