Но не сексом единым жив человек. Надо все-таки попытатьсянаписать ту лирическую повесть, о которой он давно уже думал, устав отмужественных героев. Хотелось чего-то грустного, щемящего, но страшно было в тоже время браться за новое, еще не изведанное. А вдруг не получится? Вдруг онусомнится в своих способностях? Так трудно было в них поверить, утвердиться вэтой уверенности, и что теперь, вновь потерять себя? К тому же долгосрочныйдоговор, который он подписал под давлением издателей и обстоятельств, вынуждалего работать над тем, что уже апробировано, что приносит гарантированный доходи ему и издательству. Но хотелось страшно. Он так и видел своего героя,грустного человека, потерявшего давно свою любовь, Веру… И вот он находитсережку… Что-то подобное уже возникало в мозгу, но что же будет дальше с этойсережкой? А дальше все будет как в жизни. Он вообразит себе женщину, хозяйкусережки, встретит именно такую, а хозяйкой окажется другая, но уже будетпоздно, он наделает глупостей, женится на той, которую вообразил, и это станетнепоправимой ошибкой, потому что полюбит он ту, другую… Бред, Федор Васильевич!Он полюбит другую… Он, а не ты! Ты любишь молоденькую, веселую Маку, прошлоекоторой укладывается в две строчки… Зачем тебе женщина с прошлым, по-видимомунелегким, у тебя самого нелегкое прошлое. К тому же роман писателя с редакторомвещь приятная и даже удобная, а вот роман с издателем… Некрасиво! Все будутсчитать, что я волочусь за ней с корыстными целями, а другие подумают, что япотому и имею успех, что моя женщина – издатель. Как будто в постели можнодобиться коммерческого успеха! Стоп, какая постель, о чем это я? Мне вовсе ненравится эта тощая, немолодая баба. Я даже не очень понимаю, о чем с нейговорить… Такое ощущение, что она смотрит на меня как на пустое место… То лидело Мака! Интересно, как они сойдутся с Дуськой? Теоретически Мака должна ейпонравиться. А Дуська просто по определению не может не понравиться. Так чтосегодня нечего беспокоиться. Хуже будет в пятницу, когда предстоят смотрины всемье у Маки. Мама, бабушка, еще, кажется, тетка с дядькой… Хорошо, хоть папашисейчас нет в Москве. Черт, в каком это фильме была фраза «Жениться надо насироте!»? Кажется, в «Берегись автомобиля». Ерунда, родственники – это даженеплохо. По крайней мере, если родится ребенок, они помогут, Мака ведь и самаеще ребенок… Черт, детский сад какой-то получается. А историю с сережкой надовсе-таки попытаться написать… Только это не должен быть роман, нет, маленькаяповесть, маленькая грустная повесть. Ее так и назвать можно будет «Маленькаягрустная повесть». А что, хорошо. Просто и без претензий. «Маленькая грустнаяповесть». Он поехал домой и сразу сел за компьютер. Первые полторы страницы оннаписал на одном дыхании. Герой еще не нашел сережку, но он уже был живым, покрайней мере Федору так показалось. Разумеется, никакого Франкфурта, никакойкнижной ярмарки… Но ведь он хотел назвать повесть «Вино из яблок». Это лучше,чем «Маленькая грустная повесть». Грустную не всем захочется читать, а «Вино изяблок»… Надо подумать, может быть, перенести действие в любой другой городГермании, вряд ли яблочное вино есть лишь во Франкфурте. А какие все-таки у неелодыжки…

Дусе Мака понравилась.

– Милая девочка, – сказала она на другое утро,беседуя с братом по телефону. – И тебя, кажется, любит. Но уж больномолоденькая. Тебе не страшно?

– А чего бояться? – легкомысленно отозвалсяновоиспеченный жених. – Рога мне наставит?

– Не исключено, между прочим.

– Ну пока об этом еще рано думать, лет через десять…

– Почему – через десять? – засмеялась Дуся.

– Ну на десять лет ее любви должно хватить.

– А твоей-то хватит на десять лет? Рога ведь наставляютне всегда оттого, что любовь к мужу прошла. Если муж разлюбил, тоже неплохойповод.

– Да ну тебя, Дуська, терпеть не могу эти разговоры олюбви.

– Вот и чувствуется в твоих книгах, что ты о любви малочто знаешь.

– Ерунда, я сейчас пишу повесть о любви, если хочешьзнать! – ляпнул он и тут же пожалел о сказанном.

– Федя, правда? – обрадовалась сестра. – Этоиз-за Маки?

– Отвяжись! И не вздумай хоть одной живой душепроболтаться!

– Хорошо, я понимаю! Но это здорово, я даже не ожидала,что ты когда-нибудь за такое возьмешься.

– И на старушку бывает прорушка! – радостнозасмеялся он. Вчера утром он написал еще пять страниц, и ему ужасно нравилосьнаписанное. А потому настроение было великолепным.

– Феденька, ты завтра идешь свататься?

– Да, а что?

– Насколько я поняла из разговора с Макой, это такаяпатриархальная семья…

– Ну уж и патриархальная! Ерунда!

– Ну, может, я не так выразилась… Просто я хотеласказать, что ты должен купить цветы ее маме! Обязательно! А хорошо бы еще ибабушке.

– И тетушке тоже?

– Если там будет тетушка… Хотя нет, достаточно трехбукетов, а то глупо получится.

– Трех? А третий кому?

– Как кому? Маке, разумеется!

– Ну нет, таким идиотом я туда являться не намерен. Ячто, торгую цветами? Хватит одного букета на всех!

– Дело твое! Но надень, пожалуйста, костюм, рубашку сгалстуком и побрейся как следует.

– Дуська, ты не рехнулась, часом? – расхохоталсяон.

– Ты же обожаешь ходить небритым, а теперь это еще имодно…

– Да нет, я не собираюсь там никого шокировать! А что,получилась бы барышня-крестьянка наоборот… А может, и вправду? Отпуститьщетину, хватануть водки с пивом, чтоб разило перегаром, надеть тот свитер, чтоты мне связала… Мол, полюбите нас черненькими, а?

– Нет, Федечка, для таких штук ты уже стар. Безнадежностар. Тебе уже надо выглядеть с иголочки, респектабельно.

– Дуська, что бы я без тебя делал, а?

– Пропал бы, – вздохнула Дуся.

– Это как пить дать!

Мака безумно волновалась. То есть она была твердо уверена втом, что Федор родным понравится, тут сомнений быть не может. А вот понравятсяли они ему? Ну с бабкой они контакт найдут, она тоже богемная штучка, но мама…Мама ведь ровесница Федора, ее это смущает, она уже говорила. Ничего, Федятакой обаятельный… Мама его полюбит, а к тому моменту, когда вернется папа, всясемья уже будет его боготворить…

– Мака, а ты не думаешь, что следовало бы позвать вгости Гелю? – прервала ее мысли мама. Они вдвоем готовили торт длязавтрашнего ужина.

– Зачем?

– Ты не хочешь?

– Почему? Я просто не подумала.

– Но ты же говорила, что она очень тепло отнеслась ктебе… и потом, Федору Васильевичу, вероятно, будет легче, если тут окажется ещеодно знакомое лицо. Наверное, в сорок четыре года не слишком приятночувствовать себя женихом, на которого лупятся какие-то совсем чужие люди.