– Ну чтобы уж сразу покончить… Ох, простите…

– Впрочем, вы правы, лучше уж сразу покончить… Такдавайте на пять минут зайдем ко мне и поговорим.

– Мама! – вспыхнула Мака и без того рдеющая какмаков цвет.

– Нам надо поговорить втроем! – твердо произнеслаМария Дмитриевна и, распахнув дверь в свою комнату, пригласила Федора войти.

Ему это не понравилось, но пришлось подчиниться.

– Садитесь, прошу вас. И ты сядь! Я вижу, ФедорВасильевич, что вы несколько смущены, я понимаю вас, все-таки решительный шаг…так вот, попробую облегчить вам задачу. Насколько я поняла, вы пришли проситьруки моей дочери?

– Совершенно верно.

– Ну что ж, это уже само по себе хорошо, ибо в нашевремя я вправе была бы ожидать совсем другого поведения – и рада, что все именнотак. И чтобы, как говорится, не тянуть резину, скажу: я согласна, яблагословляю вас, но… – она подняла вверх указательный палец, – но… Яговорила вчера с мужем…

– Мама! – закричала Мака.

– И он потребовал, чтобы до его возвращения никакихсвадеб не было. Речь не о пьянках в ресторане, а о, так сказать, решительныхшагах.

Он непонимающе уставился на будущую тещу.

– Мой муж сейчас никак не может приехать в Москву, абез его одобрения, как говорится… Он обязательно приедет на Новый год, выпознакомитесь, и уж тогда… Не обижайтесь, Федор Васильевич, Мака у насединственная дочь, а ваш роман так скоропалителен…

– Понимаю… – промямлил он, чувствуя себя последнимидиотом.

– Знаешь что, мама! – взвилась Мака. – Вконце концов, я совершеннолетняя, живу отдельно и вполне могу обойтись безпапочкиного благословения. Мы любим друг друга и хотим быть вместе, правда,Федя?

– Правда, – не слишком уверенно отозвался он.

– Мака, ну это же просто формальность, что-то вродеиспытательного срока, ты же знаешь папу… Живите вместе, кто вам мешает? Но нерасписывайтесь пока! Только и всего! А папа приедет, благословит, и тогда, радибога, делайте что хотите.

– Мама, но это же глупо! Я не ребенок и могу хотьзавтра выйти замуж, никого не спрашивая. Почему из семейных традиций надоделать какой-то фетиш? И потом, мы с Федей можем сами съездить к папе, правда,Федя?

Федор Васильевич замялся.

– А что, по-моему, это даже очень хорошая идея! –ликовала Мака. – Поедем к папе, поставим его перед свершившимся фактом, икуда он денется тогда?

– Что ж, если вы так настаиваете…

– Нет, я не настаиваю, – подал голос жених. –По-моему, нам не стоит торопить события, разве дело в штампе, Мака?

– Нет, конечно, не в штампе, – без особогоэнтузиазма откликнулась она.

А Федор Васильевич, к своему стыду, испытал неимоверноеоблегчение. А почему – и сам не знал. Он только постарался скрыть это.

– Ну что ж, раз все улажено, идемте к гостям, надо жевас всем представить. Ничего ведь не отменяется, только чуть откладывается.

Она хочет сбыть дочку с рук, но не смеет ослушаться мужа.Видно, у нее рыло в пуху, а взрослая, незамужняя дочка все-таки обуза, хоть иживет отдельно.

– Мама, ты иди, а мы сейчас!

Мария Дмитриевна пожала плечами и вышла из комнаты, а Макаткнулась лицом ему в грудь. В глазах стояли слезы.

– Федя, ты жалеешь, что сделал мне предложение, да?

– Что за чушь, Мака, солнышко?

– Но почему же ты согласился?

– Потому что не хочу портить отношения с твоей родней –это раз, а потом – на что я, собственно, согласился? Отложить регистрацию? Такесли б мы подали заявление, нам все равно дали бы какой-то срок на размышления…

– Ты не хочешь на мне жениться?

Боже, как он ненавидел все эти разговоры, требующие каких-тозаверений, обещаний, даже клятв…

– Хорошо, раз ты сомневаешься во мне, давай завтраутром пойдем в ЗАГС и подадим заявление. Только никому про это не скажем. Иназначим свадьбу после Нового года.

– Правда? – просияла Мака.

– А что тут такого? Мы же все равно будем вместе, идаже если твой папа забракует меня, это ничего не изменит, разве не так?

Мака всхлипнула и прижалась к нему, благодарная исчастливая, а его охватила жуткая тоска.

– Ну а теперь чего ты ревешь? – грустно улыбнулсяон, гладя ее рыжие кудряшки.

– Теперь от счастья!

– И слава богу!

Они сидели за изысканно накрытым столом, Жанна Эдуардовнасмотрела на Федора весьма одобрительно, ее вторая дочь, Елена Дмитриевна, смужем пытались вовлечь Федора в литературные беседы, а Алина как-то страннокривила губы. Но надо отдать должное кулинарным талантам хозяек – ФедорВасильевич с удовольствием ел все, что ему предлагали, и тоска мало-помалуотступала.

– Это мясо приготовила Мака! – сообщила ЖаннаЭдуардовна.

В дверь позвонили.

– Наверное, Геля, я открою! – бросила, вставаяиз-за стола, Мария Дмитриевна.

Федор Васильевич напрягся. И действительно, в дверяхпоявилась Ангелина с изящным букетом в руках. Она была одета более чем скромно– узкая юбка до колен, тонкий голубовато-серый пуловер, похоже даже мужской, новыглядела безупречно элегантно. Лицо у нее было усталое. А в ушах сережки, тесамые.

Ее посадили как раз напротив него.

– Извините, я никак не могла вырваться раньше.Поздравляю! – Она улыбнулась ему и Маке: – Когда свадьба?

– Когда приедет папа! – радостно сообщила Мака ислегка прижалась к нему, словно говоря: это для них, для стариков, а мы всесделаем по-своему.

Он старался не смотреть на Ангелину и хотя лодыжек сейчас невидел, но у нее оказались еще и удивительно красивые руки с длинными, тонкимипальцами, а ее хрипловатый голос, особенно когда она его понижала, вызывал внем совершенно непозволительную вибрацию. Куда ты, кретин, смотрел? ПравВладька, я ничего не понимаю в женщинах. Но она уже немолодая, вон сколько вволосах седины, и она почему-то их не красит, но ей это даже идет. Однако в женыона не годится, решительно не годится. Только в любовницы… А почему бы,собственно, и нет? Она, кажется, одинока. Во всяком случае, постоянногомужчины, с которым можно было бы прийти в гости к близким друзьям, ненаблюдается. А что, надо попытаться… Но как же Мака? А нормально, ничего Макене будет, если действовать осторожно. Мака – его будущая жена. Молодая, готоваяза него в огонь и в воду, и если быть осмотрительным, она никогда ничего неузнает. А Ангелину надо утешить, небось несладко быть одной. Она слишкомвластная и деловая, мужики ее боятся и обегают за версту. Но мне-то боятьсянечего, и мне плевать на ее властность. Будет зарываться – прости-прощай… уменя есть Мака! Главное – всегда об этом помнить.