Она вспыхнула:

— Да иди ты…

— В ванную, — закончил он. — Там хоть мылоесть?

— Какое-то собачье. Шампуней нет.

— Их тогда не существовало, — объяснил оннаставительно. — Разве я не сказал, когда это все готовилось?

Но отправился не в ванную, а снова порылся в просторныхящиках. С изумлением она узнала в них допотопные холодильники. На стол полетелимассивные банки. Яркие этикетки объясняли, где курица с горошком, где ветчина,где телятина. Красная и черная икра в таких же трехкилограммовых банках.

— А где консервный ключ? — спросила она.

— Ты что, — удивился он, — собралась есть наночь? Ты знаешь, сколько сейчас времени?

— Полагаю, — огрызнулась она, — уже утро. Аутром я всегда ем!

В его руке появился длинный нож устрашающего вида. Онавздрогнула, лезвие с легким стуком вошло в банку чуть ли не по рукоять. Тремямолниеносными движениями он вскрыл, криво и с рваными краями, но запах оттудавырвался на волю одуряющий. Она сразу вспомнила, что после занятий шейпингоммаковой росинки во рту не было, а курица в микроволновке… похоже… совсемизжарилась.

— А тарелки здесь есть? — спросила она на всякийслучай.

— Есть, — ответил он.

Но Юлия уже поддела на кончик ножа ломоть ветчины, жадновпилась зубами. Сладкий сок сразу потек в горло, она даже застонала отнаслаждения. Олег ел отвратительно степенно, сдержанно, еще чуть, и вовсемизинчик оттопырит, а Юлия махнула рукой на все манеры, на пикниках и тодержалась раскованно, а здесь далеко не пикник.

— У тебя хороший аппетит, — заметил он. —Жрешь, как голодный крокодил.

Она мычала от удовольствия:

— Какие мы дикари… Какие дикари! С ума сойти. А сладкоездесь есть?

— Все есть, — сообщил он. — Даже шампанское,хотя здесь это совсем дикость.

— Дикость? — удивились она. — Это жцивилизация! Это культура. Где ты видишь шампанское?

Олег молча раскрыл дверки неприметного шкафа. Чутьеподсказало Юлии, что этот рыжеволосый из тех, кто в состоянии назвать по именамвсе звезды на ясном небе, но не сумеет красиво откупорить игристое вино.

— Дай-ка я! — сказала она повелительно.

Он послушно протянул тяжелую бутылку. Юлия умело снялапроволочную сетку, потащила затычку, но та, настоящая, из пробки, заупрямилась.Юлия взболтнула, покрутила, пробка пошла вверх. Юлия не стала ее придерживать,пробка бабахнула на другую сторону комнаты.

Праздничная пена полезла с таким напором, словно последнейоставшейся капле грозило немедленно превратиться в уксус. Юлия поспешнонаполнила фужеры. Оранжевая жидкость плеснула на стол, залила скатерть.

Олег сказал иронически:

— Тебе, в самом деле, кажется, что далеко ушла от техдиких времен?

— Конечно!

— Но шампанское, — заметил он, — можнооткупорить и не разливая… Однако так делали тысячи и тысячи лет наши лохматыепредки. Ну, не с шампанским, правда. Всегда сперва богам, а потом себе в чашу.А на тарелках оставляли еду. Для домовых, умерших родителей… Гм, компьютеры исуеверия…

Голос его был замедленный, успокаивающий, а в глазахпоявилось задумчивое выражение. Он что-то вспоминал, прикидывал, сравнивал.Бокал медленно поднялся на уровень глаз. Шампанское играло, искрилось, брызгалокрохотными фонтанчиками. На кончике его носа заблестели крохотные бусинки. Юлиязасмеялась. Она помнила, что глоток шампанского всегда окрашивает ей щекиздоровым румянцем, а глаза начинают блестеть красиво и загадочно.

Она коснулась губами края бокала. На оранжевой поверхностивсе еще подпрыгивали крохотные, как во время дождя, фонтанчики. Сразу ощутила,как губы наливаются горячей кровью, разбухают, даже красиво загибаются безвсякой татуаши. А с татуашью так и вовсе неотразимы…

Она посмотрела в зеленые глаза, Олег поцеловал ее твердымигубами. От него пахло шампанским и почему-то соленым морем. В голове приятношумело. Она не чувствовала опьянения, но сделала вид, что захмелела. Срасслабленной улыбкой сбросила блузку, сделала вздох и повернулась чуть боком,чтобы он лучше оценил безукоризненную линию ее груди.

Не отрывая от нее взгляда, он протянул руки. Странно, успелаподумать Юлия.

— От него пахнет крепкой мужской кожей, свежестью,словно не полз по трубам, не падал на тюки грязной одежды. Вообще грязь и пыльс его кожи словно… словно смыло.

Жар, которого она уже давно не ощущала от прикосновениямужского тела, прокатился по коже, ушел вглубь, кровь вспыхнула…

Она помнила свой вскрик, все нервы воспламенились. Потом,когда прошла вечность, она смутно ощутила свое тело на широком диване. То, чтоосталось от тела. Каждая клеточка горела в диком огне, таком восторге, ок-тором она даже и не подозревала раньше.

В поле зрения появилось крупное лицо с запавшими зеленымиглазами. Похожие на лесной омут, они сдержанно улыбались. На верхней губетемнела корочка засохшей крови. Сейчас твердые губы раздвинулись, изображаяулыбку, от этого движения выступила алая капелька.

— Как красиво!.. Эти слезы… просто жемчужины.

— Прости, — шепнула она, улыбаясь. — Я незнала, что можно вот так… От меня один пепел, да?

— Головешка, — ответил он. — Но еще всостоянии загореться.

Она взмолилась:

— Ой, не надо! Смешно, но боюсь, второго раза непереживу. Или хуже того…

Она испуганно оборвала фразу.

— Что? — спросил он. — Что тебя пугает?

— Что все испортим, — прошептала она. — Такне бывает. То, что случилось… может случиться раз в миллион лет. Я не верю вовторой шанс.

Он лег рядом, она затрепетала от его близости. Жар его теласнова коснулся ее кожи, растекся, просочился вовнутрь, и снова в каждойклеточке воспламенилось, погнало горячие волны по спинному хребту.

Она закрыла глаза, отдаваясь сладостному чувству. Этотмужчина сильнее. Как хорошо это признать, как сладко и защищенно в его руках!

Когда огненный шар прокатился по спине и ударил в мозг, унее вырвался крик, за который она убила бы себя раньше. Все тело стало размеромс галактику, а сейчас звезды и туманности полыхали жарким огнем, всепространство горело в наслаждении. Она чувствовала его руки, его губы, потом ончто-то прошептал ей прямо в ухо, это было очень эротично и вместе с тем успокаивающе,словно он губами пощекотал перед сном ребенка.

Она улыбалась, летала с птицами, а когда распахнулаудивленно глаза, рыжеволосый герой сидел за столом, перед ним целый ворохбумаг, он разглядывает их пристально и сердито. На лбу морщинка стала глубже, аскладки у губ отвердели и вздулись твердыми валиками.