черные и успокаивающие, визуальное напоминание об обещании, которое я дала себе, что ни один мужчина никогда больше не будет претендовать на меня.

— Четырнадцать лет.

— Это очень долго.

Прожить в аду.

Вслух я говорю: — Мне показалось, что дольше.

После этого некоторое время никто из нас не произносит ни слова. Затем он говорит: — Расскажи мне об остальных членах семьи.

— Что, например?

— Например, сколько вас там?

— Здесь только я, мама, Лили и Джанни.

— У тебя нет бабушки с дедушкой?

— Все мертвы.

— Двоюродные братья?

— Здесь никого нет. Только мы.

— Я думал, что все итальянские семьи большие.

— Я думала, все ирландцы пьяницы. — Он хихикает.

— У тебя на все есть остроумный ответ, не так ли?

— Легко выиграть словесную войну, когда твой противник — осел. — Удивленная тем, насколько злобно это прозвучало, я поднимаю взгляд на Куинна. — Прости. Это было грубо. — Но он, кажется, совсем не обиделся. Он снова хихикает, качая головой. — Почему ты смеешься?

— Меня называли по-разному, но ослом — это впервые.

Я ошеломлена его реакцией. Если бы на его месте сидел Энцо, моя челюсть уже была бы сломана.

— Ну… это не то чтобы это неправда. Просто мне не следовало этого говорить.

Он смеется громче. Несмотря на мою крайнюю ненависть к нему, я улыбаюсь. Моя улыбка исчезает, когда он встает со стула, подходит к винному холодильнику и достает еще одну бутылку.

— Что ты делаешь? — спрашиваю я.

— На что, по-твоему, похоже?

— Как будто ты собираешься открыть еще одну бутылку вина.

— Да. А я-то думал, что у тебя всего лишь хорошенькое личико и раздвоенный язычок. На самом деле ты тоже можешь делать правильные предположения.

Что-то знакомое в том, как он дразнит меня, в том, как он улыбается мне из-под ресниц, снова заставляет меня сжимать зубы.

— Как насчет моего предположения, что ты собираешься превратить жизнь моей племянницы в ад? Это верно?

Он делает паузу, прежде чем мягко произнести: — Не каждый брак ужасен, девочка.

Я усмехаюсь.

— Правда? Какие сказки ты читал?

Он хватает со стойки штопор, отклеивает верхнюю часть этикетки с бутылки, быстро и эффективно открывает ее. Затем подходит к столу и снова наполняет мой бокал. Стоя надо мной, он излучает жар и мускулы, невероятно сильный мужчина в черном костюме от Армани.

— Не знаю, сколько раз мне придется это повторять, но я не твой покойный муж.

Я поднимаю на него взгляд. Выражение его лица серьезное. Карие глаза мягкие и теплые. У меня пересыхает во рту. В голове становится пусто. Я не могу придумать, что ему сказать. Он берет вино и протягивает мне.

— Вот. Выпей это. Это даст тебе возможность занять свой рот чем-нибудь другим, кроме как плеваться в меня ядом.

Он смотрит на мой рот и облизывает губы. Тут я понимаю, что мои глаза находятся на уровне его промежности. И эта огромная выпуклость, натягивающая шов его брюк.

Боже милостивый. Я собираюсь позволить Лили одолжить мой дилдо Greedy Girl XL. Парень из бассейна, с которым она дурачилась, не сравнится с этим монстром.

Покрываясь потом, я беру у него вино и выпиваю весь бокал одним глотком. Он растягивает слова: — Я заставляю тебя нервничать, маленькая гадюка?

Я сильно кашляю, мои глаза слезятся.

— Ты заставляешь меня желать инсульта.

— Почему я тебе так не нравлюсь?

— Потому что у тебя характер гнойной раны.

Его ресницы опускаются. Мгновение он рассматривает меня в напряженной тишине, затем наклоняется и шепчет мне на ухо: — Лгунья. — Он глубоко вдыхает мне в шею, отчего у меня по рукам бегут мурашки. Я напрягаюсь. Он выдыхает, издавая низкий звук удовольствия глубоко в горле. Затем выпрямляется и смотрит на меня сверху вниз. — Скажи Лили, что я вернусь завтра в пять часов. Или ты хочешь, чтобы я поднялся к ней в спальню и сказал ей все сам?

Пораженная, я поднимаю на него взгляд и обнаруживаю, что его ухмылка вернулась на место, а карие глаза стали насмешливыми.

Он знает, что она здесь. Он знал все это время.

Не говоря больше ни слова, он разворачивается на каблуках и выходит из кухни, оставляя меня сидеть одну за столом с бешено бьющимся сердцем и миллионом вопросов, роящихся в моей голове. Самый важный из них заключается в том, что если он все это время знал, что Лили была в доме, почему он остался и поужинал со мной?

— О Боже мой, — говорю я вслух в ужасе. — Неужели этот сукин сын думает, что получит специальное предложение ”два по цене одного”?

7

ПАУК

Она умна, она сексуальна, и у нее такая задница, что мне хочется кусать, шлепать и трахаться. Хуже того, каждый раз, когда я смотрю на нее слишком долго, мой член становится твердым, как камень, а рот наполняется слюной.

Это всё меняет. Я больше никогда не буду разговаривать с Рейной Карузо, мать ее.

8

РЕЙ

Я жду до утра, чтобы сообщить Лили плохие новости о том, что ее распутная свинья жених нанесет визит. Она воспринимает это, как и подобает любой разумной женщине, и начинает плакать.

— Zia, пожалуйста! — причитает она, цепляясь за мою руку. — Ты не можешь что-нибудь сделать? Ты не можешь попросить папу отменить это?

— Если бы я могла, я бы уже это сделала. Теперь вытри глаза. Нам надо поговорить, и мне важно, чтобы ты была внимательна.

Я стряхиваю ее с себя и начинаю мерить шагами спальню, направляясь к комоду и обратно к двери, тревожно заламывая руки. Прошлой ночью я совсем не спала. Лежала в постели без сна, уставившись в потолок, и вспоминала, как эта скотина Куинн обнюхивал мою шею, словно я была шоколадным батончиком. И какой шум он издал. Этот низкий, рокочущий, мужской звук удовольствия, который исходил из глубины его горла.

Я прямо сейчас дрожу при одной мысли об этом. С отвращением, конечно. Этот человек абсолютно отвратителен.

— Ладно, вот в чем дело. — Я делаю паузу, чтобы собраться с хаотичными мыслями. — Куинн — мужчина. Верно? Очень мужественный тип мужчины. Он очень... мужественный.

Что, черт возьми, ты несешь? Возьми