— Они пытались искоренить людоедство, отец, —отвечала тетя Пол. — Этот обычай большинство людей находит отвратительным.

— Я сомневаюсь, так ли ревностно они отнеслись бы кнему, если бы золото не лежало на дне каждого ручья в Марагоре.

Тетя Пол отвернулась от призрака ребенка, надетого натолнедрийское копье.

— А теперь золото не досталось никому, — сказалаона. — Мара позаботился об этом.

— Да, — согласился Волк, поднимая лицо, чтобыприслушаться к жуткому вою, доносившемуся, казалось, со всех сторон. Онсморщился, услышав особо пронзительную ноту. — Хотел бы я, чтобы он вопилне так громко.

Они проехали мимо развалин храма. Белые камни рассыпались,меж них росла трава. Раскидистое дерево, стоявшее неподалеку, было увешанотелами, которые крутились и раскачивались на веревках.

— Снимите нас, — бормотали тела. — Снимитенас.

— Отец! — резко сказала тетя Пол, указывая на лугза разрушенным храмом. Эти люди настоящие!

По лугу медленной процессией двигались люди в длинныходеяниях с капюшонами, подпевая в лад заунывному звону колокола, который онинесли на плечах на длинном шесте.

— Монахи Map Террина, — сказал Волк, —совесть Толнедры. Их можно не опасаться.

Один из монахов поднял голову и увидел их.

— Возвращайтесь! — закричал он и, отделившись отостальных, побежал к путникам, то и дело шарахаясь от чего-то, чего Гарион невидел. Возвращайтесь! — снова закричал он. — Спасайтесь! Выприближаетесь к самому средоточию ужаса! За этим холмом лежит Map Амон. СамМара бушует над его улицами, сделавшимися обителью призраков!

Монахи прошли мимо, пение и звон колокола мало-помалустихли. Господин Волк глубоко ушел в свои мысли, пальцы его здоровой рукитеребили бороду. Наконец он вздохнул и сухо сказал:

— Полагаю, мы можем с тем же успехом поговорить с ним исейчас, Пол. Если мы этого не сделаем, он просто-напросто нас нагонит.

— Ты попросту потратишь время, отец, — сказалатетя Пол. — Разговаривать с ним бессмысленно. Мы уже пытались.

— Ты, наверное, права, — согласился он, — номы должны хотя бы попытаться. Олдур будет недоволен, если мы этого не сделаем.Может быть, когда Мара узнает, что происходит, с ним можно будет разговаривать.

Истошный вопль прокатился над залитым солнцем лугом, и лицоВолка вытянулось.

— По-моему, пора ему уже выкричаться. Ладно, едем в MapАмон. — Он повернул лошадь к холму, на который указывал монах.Изуродованный призрак затрясся перед самым его лицом. — Прекрати, —сказал он раздраженно. Призрак дернулся и пропал.

Вероятно, когда-то на холм вела дорога, след от которой ещекое-где проглядывал под травой, но тридцать два столетия, прошедшие с тех пор,как по ней последний раз ступала нога человека, почти начисто стерли её с лицаземли. Она поднималась к вершине холма, а оттуда шла вниз к Map Амону. Гарион,по-прежнему отрешенный и бесчувственный, примечал такое, что при иныхобстоятельствах ускользнуло бы от его внимания. Хотя город был разрушен почти дооснования, планировка его угадывалась четко. Улица — она была только однаизгибалась спиралью и выводила на большую круглую площадь точно в центреразвалин. Во внезапном озарении Гарион понял, что город этот задуман женщиной.Мужской ум тяготеет к прямым линиям, женщины мыслят окружностями.

Они начали спускаться с холма: тетя Пол и господин Волквпереди, остальные с отсутствующим видом — за ними. Гарион ехал последним,стараясь не замечать встающих из земли призраков, старавшихся напугать егонаготой и жуткими увечьями. Вой, который они услышали, едва перейдя границуМарагора, стал громче и отчетливее. Временами он прокатывался многоголосымэхом, но Гарион знал, что стенает один мощный голос, преисполненный горем стольвеликим, что слышно по всему королевству.

Когда они подъехали к городу, поднялся ужасный ветер,холодный, напитанный нестерпимым запахом покойницкой. Когда Гарион машинальнопоплотнее закутался в плащ, он заметил, что его полы не раздуваются ветром, какне колышется и высокая трава. Он прокручивал в голове эти наблюдения, пытаясь вто же время зажать ноздри и не вдыхать мерзостный запах разложения. Раз ветерне колышет траву, значит, ветер этот не настоящий. Мало того, раз лошади неслышат воя, значит, и вой ненастоящий. Гарион замерз и дрожал, даже сознавая,что озноб этот — подобно ветру и воплям — более воображаемый, чем реальный.

Хотя Map Амон, когда они впервые завидели его с вершиныхолма, казался разрушенным до основания, въехав в город, Гарион с удивлениемузрел стены жилых домов и общественных зданий; где-то поблизости раздавалсядетский смех, а издалека долетало пение.

— Зачем он это делает? — печально спросила тетяПол. — Это ничего ему не дает.

— Однако это единственное, что у него осталось,Пол, — ответил господин Волк.

— И это всегда кончается одним и тем же.

— Знаю, но это помогает ему немного забыться.

— Все мы о чем-нибудь желали бы забыть, отец. Это неметод.

Волк с восхищением смотрел на основательные стены строений.

— Сделано мастерски, — заметил он.

— Естественно, — сказала она, — в концеконцов, он бог — но это ему не на пользу.

Гарион не понимал, о чем говорят его тетя и дед, пока лошадьБэйрека не прошла прямо сквозь стену — исчезла за каменной кладкой и вновьпоявилась в нескольких ярдах дальше. Стены, здания, весь город были иллюзорны —это всего лишь воспоминание. Холодный ветер сделался сильнее, и к запахуразложения теперь примешивался запах дыма. Хотя Гарион видел, что яркийсолнечный свет по-прежнему освещает все вокруг, казалось, стало значительнотемнее. Детский смех и далекое пение стихли, послышались крики.

Толнедрийский легионер в начищенной кирасе и шлеме с перьямивыехал из-за пологого изгиба улицы. Он казался таким же реальным, как стеныдомов. Меч его был обагрен кровью, лицо застыло в жестокой усмешке, глазагорели безумием.

Повсюду валялись изрубленные тела, повсюду текла кровь. Войперешел в истошный вопль: призрачное представление, казалось, движется к своейужасной развязке.

Спиральная улица вывела их наконец на широкую круглую площадьв центре Map Амона. Ледяной ветер бушевал в горящем городе, жуткий звук мечей,разрубающих мясо и кости, наполнил все сознание Гариона. Стало еще темнее.