class="p1">— Но дело, отец, не в этом, про самое главное в бумаге не написано, потому что дело наше секретное, и тебе тоже для выгоды своей и соседской лучше об этом молчать. Мы ищем золото и, вероятно, найдем его. Если никто об этом не проведает раньше срока, все здесь станут богачами, а если узнают — нахлынут сюда чиновники, помещики, и все богатство уйдет, как весною лед.

И снова наступило молчание.

Старик сосредоточенно жевал губами, глазенки мальчика восторженно засияли.

Картошка была готова.

— А мне нельзя с вами золотоискателем сделаться? — осторожно и умоляюще спросил мальчик.

— Вот как времена меняются, — словно отвечая на свои затаенные мысли, сказал старик. — Меня пастор окрестил, когда мне исполнилось пять лет, и я смог сам пойти на лыжах в церковь за пятьдесят километров принять святое крещение. Летом совсем пути не было, а зимой только лыжи. А сейчас и дорогу нагатили, и Илмари в золотоискатели с двенадцати лет рядится!

— С тринадцати, — поправил деда Илмари.

— Нет, Илмари, — улыбнувшись, ответил Коскинен, — молод еще ты, а камни приноси — может быть, они и пригодятся.

Много Илмари натаскал в избу камней.

Но в ту минуту его внимание было занято другим.

Он жадно смотрел на финский нож, которым Олави расщеплял полено, готовя растопку.

Нож Олави должен был бы понравиться всякому, понимающему толк в этом деле. Большой, но в меру, красивый не как безделушка, а как вещь, необходимая в жизни каждому мужчине. Ни на какую дамасскую или золигенскую сталь не променял бы Олави этот простой нож.

Для каждого финского мальчика пукко является как бы свидетельством мужества, зрелости, гражданского совершеннолетия[8].

Дед тоже смотрел на работу Олави, но она рождала в нем совсем другие чувства.

— Из лучины не сделать полена, из шестидесятилетнего — двух парней по тридцать лет.

И старик, благодаря за угощение, стал собираться восвояси.

На прощанье Лундстрем хотел помочь старику разжечь табак в трубке и чиркнул уже спичку, но старик замотал головой и, с неожиданной торопливостью отстраняясь, сказал:

— Нет, благодарю, не надо. Я ни разу в жизни не закуривал трубки от спички. Я не доверяю этим штукам, которые зажигаются с треском и брызжут в лицо искрами. Они всегда гаснут не вовремя. Нет, у меня для этого есть трут и кремень, уголек из очага или костра: другой совсем аромат получается.

Как только староста с внуком ушли, Коскинен скомандовал:

— Спать, завтра с утра за дело!

Утром наняли они стряпухой девятнадцатилетнюю Хильду, батрачившую в этой деревне уже второе лето, и отправились на работу.

И все в деревне думали — старик проболтался, что приехали золотоискатели. И, передавая эту новость, многозначительно намекали на общую выгоду хранить ее в секрете.

Хильда тоже думала про своих новых хозяев, что они золотоискатели, и, хотя в разговорах их слово «золото» почти не слышала, она решила, что так надо для дела.

Действительно, так нужно было для дела. Много Хильде было хлопот с камнями, каждый камень она обтирала тряпкой.

Хильда была высокая крепкая работящая девушка и ничего особенного, казалось, на первый взгляд не представляла. Она напоминала березку, холодную и малопривлекательную, на которой мимоходом останавливают взгляд, чтобы сразу же перевести на цветущую рябину или снежную черемуху.

В двух километрах по реке вниз от селения, на левом берегу, стояла высокая сосна; кора у вершины была обуглена: в нее ударила молния. На высоте человеческого роста слабо прочерчена зарубка — стрелка.

— Это то, что нам надо, — сказал Коскинен, когда товарищи подошли к сосне. — В ста шагах отсюда на запад должна находиться лесная сторожка.

Однако сторожки не было, и только утоптанная на прогалине земля, обугленные недогоревшие коряги и несколько полусгнивших досок говорили о том, что здесь когда-то могла находиться хижина.

Обнаружив эту полянку, товарищи пошли дальше за Коскиненом.

От прогалины начиналась тропинка, которая, змеясь, вела обратно к речке, но уже шагов через пятьдесят тропинка исчезала среди кочек, покрытых вереском и брусничными кустами.

Лундстрем нагибался почти у каждой кочки, брусника сыпалась бисером в его горсть, и он придавливал языком к нёбу прохладные, острые на вкус ягоды. Обрывая со встречных кустиков ягоды, Лундстрем отстал от товарищей и поэтому так и не понял, какой приметой руководствовался Коскинен, когда, внезапно остановившись, спокойно сказал:

— Здесь.

Солнце, замечательное осеннее солнце, пробиралось через уже начинавшую желтеть листву и золотило все лесные паутинки, и сквозь заросли видно было, как дробится оно в течении быстрой речки.

— Здесь, — сказал Коскинен и посмотрел, нет ли вблизи посторонних.

Никого не было. Лундстрему казалось, что лес был тих, как никогда, в эту торжественную минуту.

Коскинен продолжал:

— Положение острое, каждый день наша буржуазия может объявить войну Советской России. Всякий сознательный рабочий-финн будет против этой войны, но разговоров в таком деле мало, — нужно оружие. Без оружия нас могут погнать, как стадо баранов. Наша задача — доставить на север оружие, чтобы там оно было под рукой каждую минуту. И здесь это оружие мы достанем.

— Как? Почему здесь, в болоте? — изумился Лундстрем.

— В восемнадцатом году после поражения нашей революции многие отступавшие и разгромленные красногвардейские отряды стали прятать оружие, закапывать его. И пятый красногвардейский отряд северного фронта, перед тем как разойтись (часть ребят прорвалась в Советскую Россию, часть разбрелась по лесу и тем спаслась, большинство же попало в плен), спрятал оружие здесь. Все условия, все приметы говорят об этом. Мы должны выкопать его и доставить в село Куолаярви.

— Это мое село, — сказал Олави, — там моя семья. — И в уголках его губ запрыгала непрошеная улыбка и сразу же пропала.

— А как мы туда доставим оружие? Ведь двести километров, не меньше?

— Не на подводах, конечно, не по большакам, не по шоссе, а по ручьям, озерам, вьючным порядком; на моей карте прочерчен весь путь. Работу начинаем сегодня. Я достану лодки, но дальше вам надо будет действовать без меня. Начальником назначаю Инари.

Коскинен отправился закупать посудину для перевозки драгоценного груза, но с дороги вернулся и наказал, чтобы поднятую землю после работы снова прикрыть дерном.

Два раза принимались товарищи за работу и два раза не находили ничего. Копать глубоко небольшими лопатками — шанцевым инструментом — было трудно. Корни вереска и брусники стойко сопротивлялись тупым лопаткам.

Лундстрему первому после трехчасовой работы посчастливилось: его лопатка наткнулась на что-то твердое послышался металлический скрежет.

— Оружие!

— Оружие! — в один голос воскликнули Инари и Олави.

— Ничего похожего. Какой-то ящик. Опять ошибка!

— По опушке леса не узнаешь, — отозвался Инари. —