В первых землянках сопротивляться было некому. Их обитатели погибли, не успев взяться за оружие.

Орда валила дальше, растекалась на фланги, к отхожим местам, складам, к мусорным ямам. Основная толпа прорвалась на небольшой плац, пятачок, застеленный досками, где проводились построения личного состава, зачитывались приказы.

Несколько полуодетых партизан выскочили из штабной землянки, истошно орали, поднимали выживший народ.

– Цвигун, к лодкам! – надрывался хриплый голос.

Двое упали, истекая кровью, третий бросился в темень. Из прочих землянок тоже валил народ, полусонный, растерянный. Люди сталкивались, падали, беспорядочно стреляли. Их косили плотным пулеметно-автоматным огнем. Те, кому пока посчастливилось уцелеть, бросались в темноту, отступали к юго-западной оконечности лагеря.

Тряслись ветки, длинноногий парень в исподнем карабкался на дерево, где партизаны оборудовали «гнездо глухаря». Пулеметчик был убит, запутался в ветках. Парень отпихнул его, передернул затвор, направил ствол вниз, приложился к спусковому крючку и ударил веером, в самую гущу вражеского войска. Он дико кричал, удерживая гашетку, водил стволом, спешил уничтожить как можно больше врагов. Пули ложились в цель, мертвые валились густо, и атака чуть было не захлебнулась.

Бандеровцы не сразу опомнились и ответили ураганным огнем. Лихого пулеметчика порвали пули. Он тоже запутался в ветках, повис, болтая руками.

Кучка выживших партизан смогла в критический момент сгруппироваться. Они поняли, что им осталось лишь как можно дороже продать свои жизни. Полуодетые, едва вооруженные, кто с автоматом, кто с лопатой, смертники кинулись врукопашную. Дрались беспощадно, орали, посылали как можно дальше ненавистных фашистских прихлебателей, положили нескольких бравых хлопцев. Бандеровцы отскочили назад и открыли беглый огонь, косивший наседающих партизан.

Нескольким защитникам лагеря удалось отступить к обрыву. Они лежали в высокой траве, отбивались последними патронами. Двое поднялись, кинулись к лестнице, врезанной в обрыв. Одного срубило очередью, другой успел нырнуть вниз.

– Парни, сюда, на плот! – выкрикнул он, покатился, ударился головой о камень, закричал от боли.

Под обрывом гудела речушка, стремительно несла свои воды. Узкая полоска берега, зачехленные плоты. Именно на этот случай их тут и держали.

Длинноногий молодой партизан кряхтел, стаскивая плот в воду. Но для кого? Все полегли на краю обрыва. Да и он продержался недолго. Сил осталось с гулькин нос. Разрывая жилы, парень передвинул громоздкую конструкцию, связанную из бревен, оступился, повалился на плот. Нет, не мог он уйти один. Где все?

Парень задрал голову, увидел бандитов, приплясывающих на обрыве, и завыл от безысходности. Они потешались, тыкали в него пальцами.

– Эй, товарищ, помочь?

Партизан снова навалился на плот, потащил его к воде, опять не удержался, ударился животом. Бурная вода подхватила бревна, понесла их в разрыв между скалами. Парень не смог удержать их. Он со стоном подался вперед, чтобы добраться до воды.

Тут сверху прилетела граната, попрыгала и застыла у ног. Боевики с хохотом отпрянули от обрыва за секунду до взрыва.

Никому не удалось уйти. В стороне еще гремели выстрелы. Бравые бойцы за независимость выковыривали из щелей партизан, прячущихся там. Пленных они не брали, расстреливали и взрывали всех.

Горстку защитников лагеря бандиты пинками и прикладами пригнали на центральный пятак, построили в шеренгу.

– Равняйсь, смирно! Вольно! – изгалялся Кишко. – Есть вопросы? Нет вопросов! Огонь!

Когда Назар Иванович Горбацевич спустился со скал, с последними партизанами было покончено. Он испытывал чувство глубочайшего удовлетворения. Ноги тянулись в пляс. Конец товарищам, окопавшимся в Возырском повете. Отомщены Жулеба и все остальные боевые товарищи. Но Назар Иванович держал себя в руках.

Местность освещалась. Горело все, что только могло, включая одежду на трупах. Подчиненные майора потрудились на славу. Весь лагерь завалили телами.

Среди мертвецов бродили не насытившиеся боевики, добивали шевелящихся партизан, уносили своих убитых и раненых. Такие тоже были. На краю базы трещали доски. Мародеры взламывали двери сарая, где хранилось какое-то имущество.

Горбацевич прохаживался среди тел, светил фонарем. Он остановился, и настроение сразу подскочило еще на градус. Майор нашел то, что хотел!

Николай Федорович Глинский погиб вместе со своими людьми. Милиционер из Львова, командир роты НКВД по охране тыла действующей армии, главарь партизанской банды. На что он рассчитывал здесь, на западе Украины, где народ хронически не выносит большевиков? Чьей поддержкой собирался заручиться?

Давний обидчик Горбацевича лежал на пригорке, откинув голову, оскалился, глаза распахнуты до неприличия. В животе чернела дыра размером с хороший кулак.

Назар наслаждался этой вот дивной картиной. Нет зрелища краше, чем труп заклятого врага.

Николай Федорович сильно постарел, заметно осунулся. Не способствует омоложению бесперспективная борьба за идеалы марксизма-ленинизма. Да и хрен с ним. Собаке собачья смерть, как говорят большевики, приканчивая своего очередного преданного сторонника.

Подошел Младко, заместитель по боевой части. Ему тоже основательно досталось, весь в золе, щека обгорела, из уха шла кровь, которую он вытирал скомканным бинтом.

– Жить будешь? – спросил Горбацевич.

– Пока буду, – ответил заместитель. – Чуть больше сотни рыл уделали, пан командир. Пленных по вашему приказу не брали. Наших пятнадцать погибло. Четверо легкораненых, у одного нога сломана. Трое тяжелых. Думаю, нет смысла тащить их через лес.

– Не тащи, – сказал Горбацевич и пожал плечами. – Хлопцы выполнили свой долг, вечная им память. Многовато наших полегло, Макар. Я рассчитывал, что потерь будет меньше.

– Да и я на это надеялся, – проговорил Младко. – Зато великое дело сделали. Плюс тот полковник из Москвы, которого мы еще по дороге сюда взяли. Это редкая, знатная добыча, Назар Иванович. У него должна быть информация по всем краснопузым, окопавшимся в нашем районе. Отнекиваться будет, в героя поиграет, но расскажет, никуда не денется. И не такие раскалывались. А ведь толковым оказался тот человечек, которого покойный сотник Жулеба внедрил в эту красную банду. Прекрасно сработал. Без него у нас тут ничего не вышло бы. Полегли бы мы все до единого.

16 августа 1944 года на станцию Ковель прибыл воинский эшелон с прицепными пассажирскими вагонами. Паровоз стоял под парами, жег уголь на холостом ходу. Состав следовал на запад, в Любомль, куда откатилась линия фронта. Рабочие стучали молотками, проверяя колеса. Стоянка была недолгой.

Из теплушек на перрон высыпали солдаты, над их головами тут же завис табачный дым. Играла гармошка, шумели люди. Бегали железнодорожники в форме. Начальник станции ругался с мастером. Его рабочие слишком долго ремонтировали переезд на восточном кордоне. Прохаживались патрули с красными повязками, бдительно поглядывали на курящих красноармейцев.