наступить Шамахе на хвост, как все прочие до тебя. Ты смог знатно прихватить его за яйца. А это само по себе достойно уважения.

— Достойнее, чем спасти пару чужих жизней?

— Да.

А дождь из осколков все продолжался. Даже не приутих.

«Чёрт, — с досадой и гневом Актеон ударил себя в грудь, — да сколько у этой… Осколочной… брони еще слоев-то?»

Как раз столько, чтобы перебить всех, кого можно достать.

Он внезапно понял, что некоторое время находился в прострации, прокручивая детали своего давнего фиаско. Несмотря на заслуженное тогда уважение Избранных, для Актеона это ощущалось именно как фиаско.

Он тряхнул головой, от чего зазвенели сережки на колпаке.

«Тогда весь мой план был рассчитан на то, чтобы догнать его, окружить и заставить сдаться. И у меня даже получилось прижать его к стенке… по крайней мере, я так думал. На самом деле Шамаха видел меня насквозь. Он сам загнал себя в окружение, чтобы избавиться от двух преследующих отрядов разом. Как вообще можно было предугадать, что его доспех способен разлететься на осколки?.. А если это случится сейчас, на каравелле, то уже не будет неожиданностью… — его чистые серые глаза вдруг округлились, а руки вжались в перила. — Проклятье!»

— Уорвик! Зак! — закричал он и почувствовал, как засосало под ложечкой. — Кто-нибудь!.. Эй!..

Ноль реакции. Офицеры были заняты дракой, и голос капитана тонул в грохоте и лязге.

Нужно что-то придумать. Срочно.

Как ему донести до офицеров, что шипастый доспех умеет лопаться изнутри, словно стеклянная бутылка, набитая порохом. Как донести приказ перегруппироваться и спихнуть Шипастую в воду?

«Та еще задачка, якорь ей в зад, — подумал Актеон, — и задачке, и Шипастой, и этой проклятой тошноте…» — он вынудил себя поднять голову и перестать висеть на перилах, словно тряпье. Мышцы упрямо запротестовали.

И как в такой ситуации ему обратить на себя внимание?

— Бал. Саос. — прошептал он и вытянул руку в сторону. Палаш появился через три секунды.

Актеон свесил с плеча клинок.

«Бросок будет только один. Попыток может быть сколько угодно, но на сотворение нового палаша потребуется три секунды. А сейчас каждая секунда боя на счету, потому что офицеры мрут без остановки».

Его косило, словно пьяного.

«Чёрт, с таким прицелом придется метать наугад. Упаси Ева, если я в кого-то попаду. Лучший результат броска — это если клинок пролетит у кого-нибудь перед носом (причем, не отрезав) и воткнется под ногами. Так я смогу обратить на себя внимание и передать приказ быть осторожней. Это всё, что я могу сделать для победы над Шипастой».

Актеон замахнулся.

«И-и-и… — сердце колотилось барабанной дробью. — Опля!»

Вращаясь, — (*ВЩУХ-ЩУХ-ЩУХ…), — сабля полетела на нижнюю палубу. Шипастая в это время гонялась за Уорвиком, и они случайно оказались в области попадания сабли.

Вот уж кому действительно стоило доверять, так это Уорвику. Несмотря на то, что по званию тот был равен остальным, он отдавал какие-то распоряжения в бою с Шипастой. Другие офицеры кивали в ответ — это хороший знак, это признание его временного лидерства.

Шипастая и Уорвик вдруг почему-то решили устроить пятнашки, не сходя с мест. Алебарда со свистом резала воздух около Уорвика, — (*МАХ, МАХ, МАХ, МАХ!..), — но все мимо. Одно неверное уклонение мог стоить ему жизни. Однако он с холодно-расчетливым лицом пропускал удар за ударом.

«Клинок летит прямо на него!» — Актеон сильнее вжался в перила. Оставалось лишь надеяться, что сабля не воткнется Уорвику промеж лопаток… хоть и летела именно туда.

На мгновение у Актеона появилась мысль отозвать палаш, чтобы не рисковать. Но кто знает, что произойдет за следующие три секунды! Может, Уорвика за это время порубят в капусту, или Шипастая успеет активировать режим «осколочная жига». Жребий брошен, кидать заново нет времени.

К превеликой удаче Уорвик вовремя увернулся от нового выпада Шипастой. И в этот миг клинок воткнулся прямо между ними.

Актеона кольнул страх: что, если прилетевшая сабля отвлечет внимание Уорвика, и тем самым подставит его под смертельный удар?

Пика неслась вперед, пока зрачки Уорвика переключались между палашом и противницей. И пика пронзила нагрудный доспех.

Но она вдруг отказалась дальше пронзать тело Уорвика. Даже после нажима Шипастой. Актеон сощурился, чтобы понять, почему.

Уорвик обеими руками держался за рукоять палаша и изо всех сил упирался ногами в палубу. Клинок сабли вошел алебарде точно в отверстие между топорищем и пикой, как недавно глефа Гильермо. Удар все-таки отбит.

Шипастая давила, и пика все сильнее втыкалась в грудь Уорвика.

«Наверное, — предположил Актеон, — острие воткнулось в кость под ключицей. Если так пойдет дальше, то ему крышка».

Но Уоривик не стал долго сопротивляться. Он отпрянул. И пока Шипастая застыла в шоке, он направил остриё сабли параллельно шесту алебарды. Получилось так, что он «сковырнул» руку, державшую оружие. Внезапно и с отменной точностью.

Клинок палаша сорвал руку Шипастой с алебарды, но перчатку доспеха не пробил. Алебарда со звоном упала под ноги Уорвику. Один из офицеров подбежал, схватил упавшее оружие и унес прочь.

«Молодцы, слаженная работа, — с ухмылкой подметил Актеон, — значит, вот на что Уорвику нужен был утвердительный кивок. Ай да сукин сын!»

Теперь Шипастая обезоружена и прижата к стенке…

«Раздери её Дщерь Ночи, нет!» — мысленно завизжал Актеон, но удержался. Ему не хотелось, чтобы поток рвоты разодрал его горло изнутри. Он быстро сплюнул.

Уорвик встал в боевую стойку с явленным палашом, держа её в руках как нечто само собой разумеющееся. Сам Актеон так и остался незамеченным.

Осколочный доспех зашипел и начал источать пар из скреплений. Совсем как тогда, в битве при Варкулетти семь лет назад.

Но стрельбы осколками не последовало.

Вместо этого слетел шлем, как пробка от шампанского. Это была молодая девушка с ядовито-желтыми волосами, собранными в два хвоста. Черты лица выдавали в ней особо злющую бестию. В стиснутых зубах виднелась какая-то железная проволока. Затем от доспеха откололись части с коленей и локтей.

«Это, конечно, повысит ее подвижность, — Актеон вскинул бровь, — но ведь и откроет слабые места. Вероятно, это для большей манёвренности в бою ценой появления уязвимых мест».

Шипастые перчатки слетели с рук и ударились об доски палубы. Открылись кисти с тонкими длинными пальцами. Если приглядеться, то можно было разглядеть черные крючковатые коготки вместо ногтей.

Она перебрала пальцами.

«Это тоже часть доспеха? Вполне может быть».

Настал черед последнего штриха: источая глазами жгучую ненависть, она вставила в зубы какие-то пластинки. Это оказались адамантовые зубы, что крепились к проволоке. Вставные челюсти выглядели как грубые железные зигзаги и