Двадцать тел, выложенных в один длинный ряд, завернуты в белый саван из парусины. Окинув их взглядом, Актеон поставил точку:

— Тогда концы в воду. Всех за борт. Выполняйте.

Актеон скрылся за дверью, что вела под палубу.

«Дверь поставили на место как-то криво» — в мыслях отметил он.

Среди офицеров наступило молчание. Некоторые начали переглядываться.

Йем подошел к телу, лежащему с края правой стороны. И, с пыхтением взвалив его себе на спину, произнес:

— Вам всем необходимо особое предложение?

После этих слов молчание прекратилось. Офицеры нехотя начали исполнять приказ капитана. Наверное, каждый ждал от кого-то первого шага.

При падении в воду раздался громкий плеск воды и бульканье.

— Может, покойников оставили в доспехах не по магистратскому уставу, а просто потому, что так они быстрее пойдут ко дну? — задался Зак. — Без лишнего груза они бы все всплыли…

— И что? — глядя за борт, спросил Йем.

— Ничего…

Следом за первым трупом последовало еще два.

— Я пас. — Заявил Хуано и уселся на низкий табурет. Рыжая шевелюра и густые бакенбарды до самого подбородка окаймляли его лицо. Он не сводил с Йема пристально-гневного взгляда.

К офицерам, сбрасывающим тела, в течение нескольких минут присоединились и другие. Те немногие из матросов, что несли службу на палубе, частенько косились на всю эту процессию. И с плохо скрываемым отвращением отводили взгляды или подавленно опускали их в пол.

В стороне остались только Хуано, Зак и Хэнрико.

Первый демонстративно уселся на низком стуле и бездействовал из принципа, известного только ему. Хэнрико отыскал более-менее свободное пространство на палубе, сел, поджав под себя ноги, и стал читать Смертвенные мантры. А Зак не сдвинулся с места. Судя по отрешенному взгляду, он впал в прострацию.

Вытянутая серая туча заслонила собой солнце. Вокруг заметно потемнело.

Когда Йем брался за очередное тело, Хуано крикнул ему:

— Вот ты и дошел, наконец, до него. Смотри-ка, Йем, это тот, кого смерть выбрала вместо тебя! Это Шон, если ты все ещё не понял.

Йем нащупал под парусиной человеческое лицо и коротким рывком порвал шов. Под саваном действительно оказалось лицо Шона Гобзри.

— Ты так говоришь, будто я самолично его зарубил.

— Он погиб, чтобы жил ты. Разве это не одно и то же?

— Ты хоть понимаешь, что несешь, придурок?

Хуано выдавил из себя подобие смешка:

— Это я придурок? Ну-ну.

— Слушай, если не помогаешь, то хотя бы и не мешай.

— Ну, вот, пожалуйста. — Хуано оперся локтями и свесил кисти. Взгляд его острее бритвы. — Типичный ответ неблагодарного ублюдка, ради которого погиб по-настоящему хороший человек.

Йем застыл, держа над головой тело Шона.

— Что ты сказал?

— Тебе по слогам повторить?

Молчание. Громкий плеск воды. Бормотание Хэнрико.

— Да. Желательно, с извинениями.

— Ого, ни черта себе! — вырвалось у Хуано. Он принялся читать по слогам: — Наг-лый не-бла-го-дар-ный уб-лю-док. Надеюсь, я достаточно ясно выражаюсь.

— Как пьянчуга в корчме.

— Ах, ну да, прошу простить. Мы же все здесь играем в интеллигентное общество. — Его язвительный тон сменился резким и грубым. — Которое не брезгует выбрасывать тела своих товарищей за борт, словно мешки с мусором.

— А что ты мне это говоришь? Скажи капитану.

— В тот момент Зак растерялся, и он выбрал тебя по чистой случайности.

Раздался еще один громкий плеск.

— Все сказал? — требовательно, но сдержанно спросил Йем.

— А тебе мало?

— Прекрати уже.

— Иначе что?

Наступила гнетущая пауза. Некоторые офицеры прервали могильный труд, чтобы уследить за ходом разговора.

— Бал, Летта! — крикнул Йем и резко развернулся. В руках он держал явленный арбалет.

В ошеломленного Хуано вылетела очередь из трех маленьких клинков, — (*СВИФТЬ! СВИФТЬ! СВИФТЬ!) Лицо Йема в этот момент выражало мрачную решимость, что пеленою затмила рассудок.

Хуано отреагировал молниеносно. Заклинания были произнесены практически синхронно.

— Бал, Карро! — он скрестил перед собой руки, что покрылись светящимися линиями. Те обрисовали контуры боевых металлических перчаток. Первые два клинка со звоном отскочили от них, — (*ДИНЬ-ДИНЬ!), — но последний пролетел чуть выше. Вдоль щеки Хуано проскользнула алая черта.

Хуано взъярился. Он бросился вперед, держа перчатки в боевой готовности. Но трое офицеров вовремя схватили его. Уорвик, сдерживавший Хуано под руки, произнес:

— Угомонись ты! Радуйся, что вы оба вообще остались в живых, а не обернуты сейчас белой тканью. На месте тех бедолаг мог оказаться кто угодно. Их могло быть на двух человек больше, если бы не старания Зака, который с великим трудом вытащил Йема с того света. Ты решил обесценить работу лекаря?

Но Хуано не слушал. В его глазах поигрывали огоньки, а зубы натужно скрипели.

Остальные офицеры не верили своим глазам: благородные служители Магистрата, представители высшего столичного общества, сейчас желали только уничтожить друг друга. Товарищи усердно растаскивали их в стороны, словно пьяную драку в таверне. Неужели из-за обид люди могли пасть так низко, пренебрегая приличиями?

Вдруг Хуано сильно покоробило. Он дрогнул в приступе конвульсий и повис на руках трёх офицеров. Боевые металлические перчатки исчезли.

— Что с ним? — спросил Зак.

— Потерял сознание. — Ответил Ирен. — Походу, не притворяется — оружие пропало.

Посыпались голоса офицеров:

— Это ведь не значит, что… — Да быть такого не может! — А почему нет? Все сходится.

Четвертое правило глефистики гласило: «Каждым видом глифа может воспользоваться только тот носитель, кто обладает подходящим характером». Из этого правила следовало, что если характер носителя вдруг изменился, то он утрачивал возможность использовать тот или иной глиф. Если подобное происходило во время активированного заклинания, то у носителя наблюдались короткие судороги и потеря сознания. Это длилось от пары дней до нескольких недель.

Хуано утратил свой стальной характер, присущий всем обладателям глифа металла. Он дал слишком сильную волю гневу.

На переобучение офицера потребуется много сил, времени и средств, чему Магистрат явно не обрадуется. В лучшем случае Хуано ждет понижение в звании до рядового солдата, а в худшем — увольнение без последующего жалования.

— Черт! — вмешался Йем. — А меня больше волнует то, как мы это объясним капитану.

Начался спор. Говор и крики доносились до Актеона сквозь деревянную дверь.

Из щели пробивался лучик света, и пылинки плавно парили в нем. Актеон уже давно не стоял, а съехал на верхнюю ступень.

«Вот это театральная постановка, браво! Мои искренние овации. — Подумал Актеон, поднимаясь. — Мне их почти жаль. Кто они? Для меня — болванчики, обязанные долгом службы, которые не вызывают ни капли сочувствия».

— Но, что бы ни произошло, на всё воля Избранных. — Беззвучно прошептал он и аккуратными шажками по скрипучим ступенькам направился в трюм.

Там его ждали Уорвик