А потом появились парни, которые держали место на этойзаправке. Их было не больше нас, но они были старше. Я видел ухмылки на лицахрабочих заправки, видел, как мятые купюры переходили из рук в руки, и несомневался в том, на кого они ставят. Мы для них были вроде бойцовых петухов.Даже, пожалуй, тараканов. Если бы могли, они бы сами стравили нас для своегоразвлечения, но мы прекрасно обошлись и без поддержки этих ублюдков.

Идя на следующее утро к заправке, мы все знали, что нампредстоит. И лица у нас были тупые и сосредоточенные. Когда вам показывают потелевизору фильм, в котором гладиаторы идут сражаться, и выражение на лицах уних как у героев, которые собираются совершить подвиг, не верьтедуракам-актерам. И режиссеру не верьте. Он никогда не шел в пять утра назаправку, зная, что его будут бить кастетами, цепями, палками – всем, чтоподвернется под руку, и он будет делать то же самое, пока не упадет.

Мы победили тогда, хотя взрослые твари ставили не на нас.Может быть, именно потому и победили. Иногда нужно, чтобы все ополчились противтебя – тогда ты на что-то способен. Я оказался способен бить долго, с яростью,получая от драки удовольствие. Этого они в конце концов и испугались – мненравилось делать с ними и с собой то, что я делал.

После того как заправка закрепилась за нами, я продержалсятам всего две недели и свалил. Нужно было искать работу поумнее, чем полоскатьтряпку возле чужих тачек. Но у меня появилась кое-какая репутация, и то, что недали бы сделать новичку, только переехавшему в город, позволили КириллуКручинину, входившему в группу Толика Кубанского.

Став постарше, я понял, что везде есть люди особеннойкатегории, которых я придумал называть материалом – дурачков, лохов, на которыхсам бог велел тренироваться. Я и тренировался. Но после одного дела,окончившегося для меня куда удачнее, чем можно было ожидать, я решил залечь надно: прикинуться одним из дурачков, бегущих с утра на работу, а вечером к женепод юбку. Даже женился для пущей правдоподобности картины. Первая моя жена былаиз тех ленивых баб, которые притворяются, будто у них полно дел по дому, а самилишь хотят сидеть на шее мужика, свесив ножки. Я бывало приду вечером домой,уставший как собака – даже в койку не хочется, – а она болтает, непереставая, какую-то чушь. И цеплялась за меня, как репейник. Я пару разустраивал ей проверку – специально подкину то тюбик помады от какой-нибудь изсвоих любовниц, то волосы светлые вокруг расчески обмотаю... И подложу навидное место. Она увидит, дернется и тут же сделает вид, что не замечает, асама косится на меня испуганным взглядом, как лошадь – вдруг я ее заставлюзаметить? И что тогда ей делать? Ну, я человек не злой, не доводил до этого.

Потом мы в столицу переехали, и, когда дела у меня пошли налад, я стал задумываться: почему я должен кого-то на своем горбу везти в тужизнь, которую для себя потом и кровью выбивал, для которой выцарапывал шансы усудьбы, хватался, как голодный пес, за любую брошенную кость? Жена моя каталаськак сыр в масле, жизнь проживала в свое удовольствие – хорошо, что оказаласьнеприхотливой, – а я в это время из кожи вон лез, чтобы обратно ввыгребную сортировочную яму не свалиться.

Потому-то перед покупкой квартиры я все продумал и решил:заработана она мною, а значит, жена никаких прав на нее не имеет. Моральных. Нозакон в нашей стране таков, что, вздумай она развестись со мной, получила быполовину имущества, в том числе и квартиры. Разве это справедливо? Нет. Совсемнесправедливо.

Обойти дурацкое правило оказалось не очень сложно: сначаламы развелись, затем я жену сплавил подальше, чтобы глаза не мозолила и вопросовлишних не задавала, а когда четыре месяца прошло, разрешил ей приехать обратно.И по тому, как загорелись у нее глаза, когда она в новую квартиру вошла, понял,что все сделал правильно. Люди алчные, за копейку удавят, а за десять накусочки разрежут.

Видели бы вы, какое у нее лицо стало, когда она поняла, чтоничего ей от моего имущества не перепадет! Ей-богу, я бы посмеялся, да только,говорят, грех смеяться над убогими. И когда уходила, бормотала: «Кирюша, как жетак... Кирюша, за что же?» Хотел я ей сказать: «Нет, дорогая, ты должна другиевопросы задавать: «За какие такие заслуги Кирюша должен мне половину московскойквартиры отдать, которая для многих – целое состояние? Есть ли в этой квартирехоть плиточка, положенная на мои деньги, хоть дверная ручка?» Да не сказал. Всеравно не поняла бы – что время зря тратить... Есть люди, которые считают, чтоим все по жизни должны – вот Вика как раз из таких.

Дальнейшей ее судьбой я и не интересовался... Не маленькая,выкрутилась как-нибудь, а если не выкрутилась – сама виновата. Сильный выживает– таков закон.

Никому нельзя верить – вот что главное в этой жизни. Любойпродаст тебя с потрохами, только дай ему кто-нибудь за это хорошую цену, а ещевернее – испугай его. За страх, за деньги, за жизнь, в конце концов, вы купителюбого героя. Редко, очень редко встречается на пути человек, который за вас вогонь и в воду, жизнь за вас отдаст и денег за это не попросит. Если встретилсявам такой, нужно его держаться, потому что это большая удача. Считайте, чтовыиграли в лотерею – один шанс на миллион. Такие люди не предают, ониисключение из общего правила.

Сразу скажу, что сам-то я не такой, и слава богу. Я – изудачливых, из тех, кому подфартило купить выигрышный лотерейный билет. Толькопотому я и женился во второй раз.

Выигрышный мой билет – это моя вторая жена.

Когда я Вику выгонял, то сказал ей, что собираюсь жениться,и, кажется, что-то наплел про любовницу... Но это все было пустое – женитьсяснова я не планировал, не на того напали. С бабой в койке покувыркаться – этоодно, а в свою жизнь пускать – лишнее. Покушать вкусно можно и в ресторане, вквартире домработница приберется в десять раз чище жены, а рубашки погладить –на то химчистка имеется. Так что резона заводить новую жену не было никакого,хорошо, что от старой избавился.

Но судьба распорядилась иначе.

У меня тогда в собственности было два цеха... Этот типработал на разделке в одном из них и, по словам управляющего, неплохосправлялся. Но мне было все равно. Он мне не понравился сразу, как только я егоувидел: мелкий, в оспинах, руки трясущиеся, вместо носа – пористая слива. Урод,одним словом. Еще и пьющий. Правда, все в один голос твердили, что руки у неготрясутся не от пьянства, а оттого, что болеет чем-то, и на результате это несказывается... Но посудите сами: как же не сказывается, если клешни дрожат?Сейчас не сказывается, завтра скажется. И в глазах у него было что-тонездоровое, я такие вещи нутром чую. Позже выяснилось: именно я был прав, а неони.

Уволить его просто так я не рискнул: по опыту знал, что всуде восстановят и мне же придется деньги за вынужденный прогул выплачивать.Поэтому дождался повода и все сделал честь по чести: провел медицинскоеосвидетельствование и вручил ему трудовую. Не сам, конечно, – черезюриста. Ничего личного, как говорится, – просто я считаю, чточеловеческому шлаку у меня делать нечего.