замочки, при этом радостно воскликнул, заглянув в колдовское чрево: «Ах, ну да, вот оно!». Вытащил пухлую папку с матерчатыми завязками, поставил портфель на пол, а папку положил на стол прямо перед Филиппом:

– Да вот, тут всё и расписано, вы только не отказывайтесь посмотреть, я у вас тут всё оставлю, вы посмотрите пока, поизучайте. Только подумайте, милейший, это ведь такие возможности, такие искусительства открываются. Только представьте – явства, гурии, арабские скакуны, очереди за автографом, газетные статьи, голова в ящике, пардон – шоу на телевидении. Да тут всё расписано, вы только гляньте.

Сёчин развязал тесёмки, вытащил наружу стопку отпечатанных листов стандартного делового формата, принялся читать, но у него не получалось – буквы плясали перед глазами, никак не складываясь в осмысленное значение. Филипп подумал: «Что-то неважно я себя сегодня ощущаю, даже дислексия проявилась, это точно нервное, надо прекращать бестолковый визит, пусть не сердится, хотя такие «толкачи» ни на что не сердятся. Как говорится – вот такие они твари, ты их в дверь, они – в окно! Всё хватит!». Поднявшись, мастер сцены наморщил лоб, глянул на посетителя со всей возможной серьёзностью, и развёл руки в разные стороны:

– Я вас понял, Алузий Макарович, всё изучу в ближайшие выходные, а сейчас прошу простить – работа, дела, занят-с! Лир на носу! Позвольте проводить вас до двери. Вы заходите в другой раз, как у меня время будет посвободнее, а ещё лучше – звоните. Пожалуйста, прошу вас.

Собрав все известные слова прощания, и упомянув к месту и не к месту несколько раз покровителя всех театров грека Дионисия, Филипп подхватил визитёра под руку, и легонько помог ему подняться с кресла, подталкивая к двери. Гость подхватил портфель в подмышку, молча дотопал до двери, и на выходе повернулся к хозяину кабинета:

– Филипп Андреевич, голубчик, вы напрасно не дослушали меня, я вам далеко не всё о нас выложил, мы совсем даже и не закончили. Разговор этот совсем не последний, вы подумайте обо всём хорошо и подробно. А мы ещё вернёмся, и подойдём к вам обязательно.

– Хорошо, хорошо. Заходите. Чаю обязательно попьём, не забудьте только сушек прихватить. До свиданья, Алузиль Магомедович, удачи вам! – ответил ему Сёчин, и с огромным облегчением захлопнул за ним дверь.

«Что это было? Как сон, честное слово. А Оське я уши надеру, это точно! Что-то не в меру разболтался последнее время, ещё друг называется! Так, ладно, пора на сцену, скоро премьера» – стоя у открытого окна, размышлял Филипп, как вдруг увидел идущего через парк, находившийся через дорогу от здания, своего недавнего посетителя.

А возле огромной цветочной клумбы его дожидался странного вида человек – высокого роста, в длинном, до пола тёмно-сером плаще, и не смотря на жару, на голове у него красовалась фетровая шляпа. Кроме того, своей прямой спиной и широкими плечами человек напоминал строевого офицера в отставке. «Или служил всю жизнь, или аристократ какой. Только откуда взялся он тут, в нашей тайге? Архонт неведомый!». «Мозоль» – а именно так стал именовать Филипп недавнего посетителя с первых минут знакомства, в этот момент подходил к высокому человеку. И шёл он, что называется – «на полусогнутых». Даже не шёл, а как прозвучало у сочинителя в тот момент в голове – подползал. Оказавшись рядом, принялся весьма унизительно в чём-то оправдываться. Высокий слушал молча, не говоря ни слова. Когда Алоизий, очевидно, закончил свой отчёт, слушавший кивнул, и повернул голову прямо на окно, через которое Сёчин как раз наблюдал эту сцену. От неожиданности Филипп вздрогнул, и разом присел – ему показалось, что «архонт» глянул прямо ему в глаза!

Через минуту мастер осторожно приподнялся, и осторожно выглянул через подоконник – в парке никого не было, только одинокая старушка с продуктовыми пакетами в руках, прихрамывая, брела по тротуару.

В коридоре за дверью послышалось:

– Филипп Андреевич, вы у себя?

Мастер подошёл к двери, выглянул. Перед ним стоял Семён-электрик. С улыбкой глядя на Сёчина, по-дурацки спросил:

– А чё это вы там делаете, а? Один, что-ли?

– Сеня, тебе чего нужно?

Тот, вытягивая шею, пытался рассмотреть что-то за спиной Филиппа:

– Так это вы меня искали, а мне ничего. Чего хотели?

– Да, хотел. Пойдём на сцену, там объясню.

Поднявшись по боковым ступенькам, Филипп с Семёном остановились – шла репетиция. Действие четвёртого акта приближалось к концу – Корделия, собираясь послать порученца за отцом, вела монолог, обращаясь к лекарю – она готова заплатить любую цену, чтобы «вернуть ему утраченный рассудок». Придворный эскулап ответствал принцессе, что для этого нужно обеспечить больному «покой, ниспосылаемый природой», и прием целебных трав.

В момент прочтения Зинаидой Петровной страстного монолога о больном отце, Филипп с Семёном находились с правой стороны сцены, за краем кулис, и внимательно наблюдали за происходящим.

И тут Сёчин заметил, что на противоположной стороне подмосток происходит какое-то непонятное движение. Не в силах понять, он повернулся к Семёну:

– Сеня, что там случилось, кто это?

Электрик прищурился, двинул корпусом немного в сторону, чтобы разглядеть происходившую суету за актёрами на сцене, и махнул рукой:

– Да это алкашня наша, Лёва с Эдиком, не обращайте внимания, видать приняли немного внутрь, вот и дурачатся теперь. Давайте лучше на артистов посмотрим.

А на сцене уже заканчивался четвёртый акт, и во время беседы Корделии с