Бытия ad litteram137, в котором Тьерри, как и его античные предшественники, пытается найти рациональное объяснение описываемым физическим явлениям.

Затем следует огромный свод комментариев и глосс, изречений, compendia138натурфилософии Аристотеля, включающий в себя трактаты «О небе», «О возникновении и уничтожении», «Метеорологика» – корпус, впоследствии регулярно издававшийся вплоть до конца XVI века. Среди этих средневековых источников следует также назвать «Сумму теологии» Фомы Аквинского, который в вопросах с 46‐го по 75‐й систематически возвращается к теологическому и философскому контексту Писания, сопоставляя трактовки отцов Церкви и философов в свете схоластических методов.

Вместе с развитием философии появляются первые большие энциклопедии на латинском языке – в XII веке (здесь, кроме трудов Гонория, можно вспомнить «Дидаскалион» Гуго Сен-Викторского) и далее в XIII, что в первую очередь обусловлено необходимостью пересмотреть и систематизировать растущую массу накопленных знаний. Так, с конца XII века до 1250‐х годов написаны четыре фундаментальных текста, все они составлены монахами нищенствующих орденов (и в первую очередь предназначены для проповеднического служения): это, во-первых, «О природе вещей» (De naturis rerum) Александра Неккама, «О свойствах вещей» (De proprietatibus rerum) Бартоломея Английского, в XIV веке переведенный на французский язык Жаном Кобрешоном, «Книга о природе вещей» (Liber de natura rerum) Фомы из Кантемпре и, наконец, самая заметная и объемная из средневековых энциклопедий – «Зерцало великое» (Speculum maius) Винсента из Бове.

У этих ученых текстов, часто весьма объемных, предназначенных главным образом для нужд клира и составленных на латыни, появлялись своего рода дубли на народном наречии и в сокращении – для просвещенной и любознательной публики. Это говорит о рождении нового жанра – литературного энциклопедизма, дух которого унаследовал XVI век. «Образ мира» Госсюэна из Меца, «Книга сокровищ» Брунетто Латини, «Пласид и Тимей» (анонимного автора) и «Книга Сидрака» задают звучание XIII века, и каждое произведение предлагает собственное видение знания. Появление латинской, а затем французской литературы, сосредоточенной на космологии (или знаниях в целом), знаменует переход от научной эрудированности в среде школ и университетов к общей культуре, пусть не народной (из‐за трудности восприятия), но охватывающей светские образованные элиты. Это означает, что вопрос о природе мира (и, следовательно, о связи между миром и человеком) в сознании образованных людей того времени оставался приоритетным, и в этом заключается влияние развития знаний139.

В том, как популяризаторы использовали научные и философские тексты, переводили их, сокращали или развертывали, мы видим глубину воздействия аристотелевской мысли. Тексты на локальном наречии характеризуют обретение нового научного знания и эпистемологические сдвиги, наблюдаемые вне мира эрудитов140. В самом деле, содержание энциклопедий для читателей за пределами университетов развивается в том же ритме, что и ученые труды. Ален де Либера так определяет последовательное усвоение античного знания на протяжении долгого средневековья: «Средним векам, о которых мы говорим, еще незнакомо современное различение „схоластики“, „мистики“ и „философии“; развитие идей здесь неотделимо от организации интеллектуальной жизни; мысль подстраивает свой ритм под переводы и начинает задавать собственный темп, а мыслители – живые люди, которые читают, пишут и преподают каждый в своем конкретном мире»141.

II. Избранные памятники и имена

Мы решили не рассматривать подробно все имеющиеся тексты, а сделать своеобразную выборку, показывающую, из чего состояли астрономические представления и в каком контексте они передавались во времени, но также на различных уровнях и в разных сферах применения знаний. Это не переписанная заново история средневековых астрономических и математических теорий, мы просто идем заданным путем – говорим о понятии сферичности Земли в произведениях, предназначенных для разного круга читателей.

От античности к средневековью. Исидор Севильский

Исидор (ум. 636), епископ Севильи, – первая фигура, привлекшая наше внимание. Благодаря трудам, вобравшим античные знания, специалисты считают его одновременно «последним отцом латинской Церкви»142 и зачинателем средневекового энциклопедизма143. Безусловную значимость этой фигуры в средние века, переходящие в Возрождение, подтверждает обильное цитирование его текстов144, появление его сочинений среди первопечатных книг, то есть произведений, изданных от момента изобретения книгопечатания до 1500 года («Этимологии» и «О природе вещей» опубликованы одно за другим начиная с 1472 года в Аугсбурге, и это значит, что их определенно ценило первое поколение печатников), или похвала Данте, который видит в нем одного из светочей христианского Запада:

За ним пылают, продолжая круг,

Исидор, Беда и Рикард с ним рядом,

Нечеловек в превысшей из наук 145.

Труды Исидора представляют собой поворотный момент в истории христианского знания: в самом начале периода раннего средневековья ему удалось реорганизовать остатки научных знаний, предназначенных для светской публики. Главное детище, которым мы ему обязаны, – «Этимологии», первая истинная сумма средневекового Запада, но нас особенно интересует «О природе вещей» (De natura rerum): в отличие от шестодневной экзегетики, это в первую очередь научное сочинение, методично-описательное, а не следующее нарративу Книги Бытия.

То есть перед нами учебник, содержание которого обусловлено как унаследованными знаниями, так и целевой аудиторией; делался он по заказу короля вестготов Сисебута, желавшего лучше знать причины природных явлений, – быть может, чтобы использовать эти знания для борьбы с невежеством и вытекающими из него суевериями. Жак Фонтен даже допускает, что написание трактата напрямую связано с циклом из трех затмений, в том числе полным затмением Солнца, случившимся в промежутке между началом марта и концом августа 612 года, когда оно всколыхнуло «первобытные страхи перед явлениями природы» и посеяло «апокалиптический ужас»146:

В совпадении названия труда Исидора и знаменитой поэмы Лукреция нет ничего парадоксального. Это случайное, по всей видимости, совпадение подводит нас к глубинному замыслу произведения, призванного ответить на страхи перед природными явлениями и послужить интеллектуальной элите королевства удобным учебником, в котором она сможет найти их естественное объяснение147.

В обращении к Сисебуту Исидор прямо говорит, что «изучение природы всех этих вещей не следует предоставлять суеверной науке, если можно рассмотреть их с помощью здравого и трезвого разума»148, и уточняет, что его знания изложены «в соответствии с тем, что содержится в трудах древних мужей, и в особенности мужей христианских»149. То есть нужно сплавить воедино наследие языческих ученых и христианских авторов, собрав доступные знания. Научные изыскания во многом направлены аристотелевской и неоплатоновской космографией в сочетании с христианской и аллегорической экзегезой. Так автор пытается сеять энциклопедическое знание, мирское и религиозное, в эпоху, когда оригинальные греческие труды по большей части прекратили хождение. Жак Фонтен, изучивший около двух десятков рукописей, обнаружил, что иллюстрации