– Вот! Только почему ты говоришь «гнусной войны»? Победоносной, друг мой! Я надежно прикрыл тебе спину в Европе, и теперь ты спокойно утвердишься на Тихом океане. Если хорошо пойдет у Алексеева, Макарова и Чухнина, возьмешь у желтомордых Токио и сполна рассчитаешься с этим неблагодарным кривоногим народцем. Этих азиатских прихвостней Джона Буля давно пора втоптать в средневековье латным сапогом! Чтоб сидели на своих островах и носа оттуда не смели показывать! Кореи им, Китая захотелось! Ясно, что из Маньчжурии ты теперь не уйдешь, тем более что пекинские мандарины повели себя по-свински. Только второго боксерского бунта нам не хватает… Из Кореи япошек – гнать! Да и мне с твоей поддержкой много спокойнее будет за наше маленькое предприятие в Киаочао. Я не сомневаюсь, ты раздавишь макак, как слон черепаху, только брызги полетят в англичан с янки! – Вильгельм, войдя в раж, грохнул кулаком здоровой руки по краю стола. – И еще в этих британских лизоблюдов лягушатников! И спасибо, что открыл нам с Тирпицем глаза на интриги их и нашего коварного дядюшки Берти с этим «сердечным согласием». D gueulasse![4]

Но ведь получается, ты и сам убедился в том, каковы эти союзнички на самом деле. А сколько раз я тебя предупреждал? Помни, Ники: я всегда готов служить тебе опорой. Это не только завет моего великого деда. Это и моя принципиальная позиция: святой долг христианских монархов – поддерживать друг друга в борьбе с восточным варварством. И я пойду до конца в его исполнении! Жаль, что неблагодарный, мягкотелый Вальдерзее, вопреки прямым моим приказам, позволял себе миндальничать с этими средневековыми чудовищами! Но уж мы с тобой… – Вильгельм явно заводился, собираясь развить тему крестового похода белой расы против азиатов в один из знаменитых монологов-лекций часа на полтора-два, способных закомпостировать мозги и ввести в ступор кого угодно. Однако Николай, до сих пор всегда стоически переносивший эту ритуальную пытку, вежливо, но твердо прервал начавшееся было неконтролируемое словоизвержение кузена:

– Дорогой Вилли. Мне сейчас не до наполеоновских планов. И не до патетики. Сначала нужно, чтобы мои эскадры успешно соединились, не дав японцам поколотить себя поодиночке. И чтобы Безобразов прочно оседлал пути подвоза в Японию вооружений и мяса из Америки. И риса из Индии и с Филиппин. Хотя я вполне уверен в нем, как и в Макарове, Чухнине и Рудневе, но кошки на сердце скребут… Ты зря, кстати, так о действительно заслуженном и талантливом фельдмаршале. Я не могу согласиться с такой оценкой и прошу тебя: будь великодушен к славному старику. Ты несправедлив к нему. Просто он там был, а ты – нет. Я там тоже был. Хоть и не долго. А как говорят знающие люди: «Восток – дело тонкое…»

– Ага. Был! Как званый мирный августейший гость. И чудом уцелел. А у него было все! Были корабли и солдаты шести держав. Было право быть неукротимым воином и суровым судьей! – Усы Вильгельма грозно вздернулись, вены на висках вздулись, ноздри трепетали, как у рыцарского коня в воротах ристалища, а глаза изливали неукротимый, праведный гнев. То ли на отвратительных бестий – азиатов, то ли на опального фельдмаршала, то ли на кузена Ники, столь бесцеремонно прервавшего, возможно, один из самых гениальных его застольных экспромтов, из-за проблемы недопущения которых в печать в нашей истории германский канцлер Бюлов поимел инсульт, хвала Господу, не смертельный, статс-секретарь МИДа Рихтгофен скончался от инфаркта, а близкий друг и советчик Вильгельма принц Филипп Эйленбург превратился в пугливого, затравленного неврастеника.

– Я не об этом, Вилли. Понимаешь, они ведь вовсе не варвары. И тем более не звери… Они – просто другие. И сами, со своей стороны, как на варваров смотрят на нас. На варваров жадных, жестоких и двуличных. Вот в чем дело…

* * *

– Что?! Желтые коротышки – не вар… Нет, Ники! Нет!.. Ты здоров ли?! Это же не люди! То есть не вполне люди, они же словно дикие, кровожадные животные. Они же… – Вильгельм, казалось, форменно обалдел от только что услышанной из уст царя чудовищной ереси.

– Милый кузен, бога ради, не распаляй себя так. Прости, что, сам того не желая, взбудоражил тебя. Не стоит нервничать из-за таких пустяков… Прозит! – Николай быстро разрядил обстановку самым проверенным способом.

– Ух!.. Райское блаженство. Черт! Как это твои научились делать коньяк лучше галлов? Мои, сколько ни бьются, все без толку! Ты ведь знаешь, я не особый ценитель крепких напитков, но это действительно божественно…

– Это – горы и солнце, дорогой мой Вилли. Теплый морской воздух и волшебный климат предгорий Араратской долины. Подвалы старой крепости Эривани. И еще – человеческий труд и талант. Хочешь, я тебя познакомлю? И все покажу там. Если по вкусу – скажи, сколько нужно ко двору, пришлем. Но не поминай нечистого всуе… Господи, прости… – Николай набожно перекрестился.

– Конечно, Ники! Я поручу старшему Эйленбургу[5], пусть определятся. И пусть нам в Париже завидуют!

А в Крыму я давно хотел побывать. Я, кстати, наслышан о роскошных крымских виноградниках. Даже канальи-галлы это признают. И, в конце концов, будет здорово, если мои поучатся. Может быть, и у них выйдет что-то путное.

– Вот только лукавить не надо, дорогой Вилли! Напрашиваешься на комплименты в отношении твоего превосходного рейнского? Или это такая очередная тевтонская военная хитрость? Не надейся, мешать мы сегодня их не будем. Кстати, российская Армения – это не Крым, хотя не так уж и далеко. В Крыму же мы с тобой непременно воздадим должное великолепным винам и шампанскому. Буду счастлив принять тебя в Ливадии, – Николай вежливо поправил Вильгельма. – Так, на чем ты меня перебил?

– На макаках, Ники. И все-таки давай-ка еще по одной…

– Да. Конечно… Но пока мы на этом остановимся, договорились? – Николай поднял свою рюмку и, чокаясь с кузеном, подумал: «Хм… а Банщиков-то и тут оказался прав, с этой своей наукой – психологией. Удалось перебить его настрой на эмоциональном взлете – и точно! Сдулся, словно проколотый мяч для английского футбола. Стало быть, скоро дозреет и для серьезного разговора… Страшно подумать, там это преподают в университетах…»

– Значит, на макаках… А почему, собственно, на макаках? Возможно, нам, европейцам и христианам, привычно считать безусловно враждебным то, что мы не в силах или просто не хотим понять. Объявлять это ересью, ходить в крестовые походы, резать, сжигать на кострах, четвертовать. По своему лишь внутреннему убеждению ставить не похожих на нас априори ниже себя, награждать унизительными кличками. Только правильно ли мы поступаем? И в наших ли интересах такая высокомерная зашоренность и спесь? Не ослабляем ли мы тем самым собственную позицию?..

Перестань, пожалуйста, так на меня смотреть, разве все, о чем я говорю, – это не так? Мы объективно обязаны были куда серьезнее относиться к народам Востока еще до того, как начали там свои предприятия. Другое дело, что от смены нашего к ним отношения они пока не перестанут быть нашими противниками или даже врагами. Но к противнику нужно присматриваться серьезно, чтобы понимать, чего он хочет и на что он способен. Возможно, это со временем поможет нам научиться мирно жить под одной крышей.