Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Все живое попряталось; даже самые закаленные на свете люди – продавцы лимонада и мороженого – предпочли укрыться кто куда. Жирный дрожащий зной лег на город и обволок его, как маслом. Дышать случайному человеку, вышедшему из дома, было примерно так же легко, как в жерле вулкана.
Обычно оживленная улица возле здания угрозыска словно вымерла в этот знойный послеполуденный час, и только самый стойкий житель Ялты – старый извозчик Мустафа – маячил на козлах своей пролетки.
Его лошадь стояла, понурив голову, и, должно быть, в мозгу ее перекатывались не самые веселые мысли насчет безрассудства хозяина, который в такую адскую жару все еще рассчитывает заполучить какого-нибудь седока.
Неожиданно оба, и лошадь, и хозяин, услышали какой-то странный шум, и в следующее мгновение из окна кабинета начальника угрозыска вылетел человек.
– Шайтан! – вырвалось у извозчика.
К счастью, кабинет располагался на первом этаже, и выпавший оттуда гражданин, судя по всему, не пострадал. Когда он поднялся, Мустафа не без изумления признал в нем самого Николая Михайловича Парамонова.
Тут, надо признаться, даже лошадь заинтересовалась и повернула к начальнику угрозыска голову.
Извозчик заволновался. По опыту прошлых лет он отлично помнил, что когда начальство вот так запросто выкидывают в окна, это обычно служит признаком смены власти.
Уж не проспал ли он какой-нибудь загадочный переворот, уж не кончились ли Советы, уж не вернулась ли монархия?
Извозчик встрепенулся и вытянулся на козлах, озираясь. Но никаких возбужденных толп – первого признака того, что в государстве что-то неладно, – он не увидел, а над кораблями в гавани по-прежнему лениво плескались красные флаги.
По всему выходило, что начальник угрозыска выпал из окна просто так и вообще, может быть, он таким образом разминался, дабы сохранить форму.
Тем временем красный как рак Парамонов отряхнулся и, тщетно пытаясь сохранить достоинство, проследовал к входу в угрозыск, где сидел и караулил хорошо ему известный сотрудник по фамилии Будрейко.
Тот занимался тем же, чем и почти всегда, когда начальник его видел, то есть с блаженным видом засовывал в рот еду.
Сколько себя помнил Парамонов, Будрейко никогда не попадался ему на глаза без чего-нибудь съестного. Сейчас, к примеру, он уничтожил бутерброд с двумя кусками колбасы и как раз готовился отправить в рот другой, но неожиданное появление Парамонова – а еще более свирепое выражение его лица – нагнало на Будрейко страху. Он приподнялся на месте и сделал попытку отдать честь правой рукой, в которой по-прежнему сжимал бутерброд.
– Это что? – злобно спросил Парамонов, кивая на бутылку, которая стояла на столе перед его подчиненным.
– Нарзан, товарищ Парамонов, – ответил Будрейко с несчастным видом.
Помимо того, что он любил поесть, он был еще и пьяницей со стажем, о чем все прекрасно знали. Даже не колеблясь, Парамонов схватил бутылку и отправил ее содержимое в рот, после чего поперхнулся и изумленно вытаращил глаза.
– Нарзан! – сипло взвыл он, когда обрел дар речи. – Предупреждать надо! – добавил он обидчиво, словно собеседник только что не говорил ему, что в бутылке.
Будрейко растерянно посмотрел на бутерброд, словно спрашивая у него совета, как поступить, и вновь воззрился на начальника.
Парамонов смутно помнил, что подчиненный недавно женился на вдове с характером, которая уверяла, что раз ее первый муж не брал в рот ни капли, то и второму она пить не даст; но начальник угрозыска не слишком верил в то, что человека можно переделать. Однако верь не верь, а пожалуйста, вот вам Будрейко, который пьет нарзан.
– Ты это, следи, а то колбаса убежит, – сердито объявил Николай Михайлович, чтобы оставить последнее слово за собой.
Передернув плечами, Парамонов направился к своему кабинету, а подчиненный с облегчением перевел дух, сел на место и стал жевать бутерброд.
Перед тем как войти в собственный кабинет, начальник угрозыска поправил ремень и постарался придать своему круглому лицу самое что ни на есть решительное выражение; но на молодого человека, который стоял возле окна, маневры Парамонова не произвели ровным счетом никакого впечатления.
– Ты что же это, а? – сердито заговорил начальник угрозыска. – Людей в окно бросаешь!
– А ты чего меня босяком обозвал? – с вызовом спросил Опалин.
Парамонов набрал воздуху в грудь, намереваясь высказать собеседнику все, что думал о нем и его методах, но что-то – возможно, выражение лица Опалина – заставило его повременить.
Кроме того, годы Гражданской войны не прошли для Николая Михайловича даром; из них он вынес, что такие вот мальчишки, которым не сравнялось и двадцати, могут быть опаснее всего, потому что в силу возраста не знают цены ни своей, ни тем более чужой жизни.
– Ты это того! – неопределенно проворчал Парамонов, бочком пробираясь на свое место и все время держа в поле зрения непредсказуемого Опалина. – Не бузи! Нет такого закона, чтобы людей в окно кидать…
– Так первый этаж же, – спокойно заметил Опалин.
– Ну и что? Нет, ты мне объясни: ты каждого, кто тебе поперек слово скажет, в окно выкидывать станешь? Так никаких окон не напасешься…
Опалин вздохнул.
– Пока хватает, – уронил он, причем не было понятно, то ли он говорит серьезно, то ли шутит.
– А если я твоему начальству в Москву доложу, что ты убить меня хотел? – Начальник угрозыска снова начал сердиться.
– Хотел бы – убил бы. – И тут Парамонов увидел дуло «браунинга», которое смотрело прямо на него.
Начальник угрозыска в ужасе сморгнул. «Браунинг», который Опалин только что держал в руке, исчез.
– Тебя же Сандрыгайло обыскать должен был, – пробормотал Парамонов, уже без сил валясь на свое место за столом.
– Он и обыскал, да плохо. – Опалин усмехнулся. – Неудивительно, что у вас тут бандюки шляются.
Он сел напротив Парамонова, который, косясь на него, размышлял: «Лицо совсем молодое, а глаза – как у сорокалетнего… должно быть, досталось ему в жизни с лихвой».
Начальник угрозыска уже знал, что Сандрыгайло допустил ошибку.
Тот, кого они приняли за бандита, на самом деле оказался агентом московского угрозыска и находился в Ялте на совершенно законных основаниях.
С досады Николай Михайлович позволил себе по этому поводу несколько лишних слов, в результате чего и был выброшен несдержанным юнцом из окна собственного кабинета.
К счастью, невысокий, круглый, как колобок, начальник не пострадал, чего нельзя было сказать о его самолюбии. Мысленно он поискал, что еще можно поставить Опалину на вид, и наконец нашелся.
– На бандюков мы управу найдем, только срок дай… а ты зачем жену наркома обидел?