Но в темноте слышались лишь крики ездовых, подгонявших лошадей. Они тоже торопились убраться из опасного места. После бегства комиссара полка началось массовое отступление, скорее бегство. Люди торопились уйти как можно дальше, зная, что времени для спасения почти не остается.

Стала готовиться к отходу соседняя батарея, в которой остались единственное орудие и повозка, куда складывали батарейное имущество. Ламков подбежал к комбату, старшему лейтенанту, своему давнему приятелю.

– Куда намылился? Ведь у тебя орудие исправное, снаряды, патроны имеются.

– Коля, не играй в большого командира, – спокойно ответил комбат, такого же возраста, что и Ламков. – Если останемся, то погубим людей. Вон их сколько в степи лежит. Тебе этого мало?

По команде старшего лейтенанта гаубицу взорвали, и два десятка артиллеристов исчезли в темноте.

Ламков не знал, что делать. У него оставались две гаубицы и четыре лошади. На остальных вывезли раненых. Человек сорок артиллеристов и пехотный взвод, прибившийся к батарее, ждали его решения.

Добросовестный и верный долгу командир, не слишком продвинувшийся вверх по служебной лестнице, Николай Васильевич Ламков долго колебался, затем приказал взорвать противотанковыми гранатами одно из орудий с поврежденными колесами.

Четыре лошади (вместо положенных шести) с трудом сдвинули с места вторую гаубицу, которая весила вместе с передком три тонны. В зарядном ящике лежали всего десять снарядов, больше бы лошади не потянули. Им помогали бойцы, толкая тяжелое орудие.

В качестве дозора шли разведчики батареи и отделение пехотинцев с ручным пулеметом. Позади шагали легкораненые. Короткая летняя ночь уже сменялась рассветом. Со всех сторон доносилась стрельба, пока редкая, но и день еще не наступил. Что он принесет? В хорошее никто не верил. По одному-два человека отставали бойцы, исчезая бесследно. В первую очередь это были те, чьи родные места находились неподалеку, а также раненые.

Окружение. В сорок втором бойцы и командиры уже хорошо понимали, что это такое. Ты оторван от своих, по существу беззащитен и не знаешь, что будет через час или три. Вокруг враги и неоткуда ждать помощи. Те, кто уже побывал в окружении, отчетливо осознавали свое положение и с тревогой оглядывались по сторонам. Людей охватывало отчаяние. Впереди плен или смерть. Многие не верили после пережитого, что сумеют вырваться живыми.

Двигались молча. Да и о чем было разговаривать? Перемалывать из пустого в порожнее, что опять где-то дало маху командование, что-то упустили, не сумели предугадать? Рассыпалась, смята целая дивизия. Да что там дивизия! Месяц назад геройский маршал Тимошенко в компании с партийным начальником Никитой Хрущевым просрали Юго-Западный фронт, где сгинула не одна, а десятки дивизий.

Но эта группа, численностью человек шестьдесят (сбежали немногие), двигалась, сохраняя какой-то порядок. Капитан Ламков, ничем в глазах своих бывших начальников не выделявшийся, сбил небольшой, но твердый, готовый крепко огрызнуться кулак.

Лошади вместе с людьми тянули исправную, заряженную гаубицу. Батарея была разбита на отделения, которыми командовали проверенные сержанты Лыгин и Чистяков, рядовой Роньшин. Заместителем стал пехотный младший лейтенант, с винтовкой за плечом, закончивший недавно трехмесячные курсы и четко выполнявший все приказы.

Когда стало подниматься солнце, стало ясно – надо искать какое-то укрытие. На юго-восток прошла группа бомбардировщиков, пронеслась пара немецких истребителей. Пока никто не обращал внимания на пыльную колонну, растянувшуюся метров на двести, но было ясно, что авиация не упустит такую цель.

Опасность пришла с земли. Послышался треск мотоциклетных моторов. Два «зюндаппа» с колясками обстреляли из пулеметов хвост колонны, развернулись и стремительно унеслись назад. К Ламкову принесли на плащ-палатках двоих тяжело раненных бойцов.

– Что с ними делать?

– Перевязать хоть догадались? – с досадой спросил капитан.

– Так точно. Оба по несколько пуль словили. Не жильцы…

Капитан перехватил тоскливый взгляд одного из раненых и невольно отвел глаза. Чем он мог им помочь? Сквозь провисшую плащ-палатку, служившую носилками, тягучими каплями тянулась вишневого цвета кровь и сворачивалась шариками в дорожной пыли. Комбат приказал уложить раненых на зарядный ящик.

– Не зевать. Что это такое? Толпа бродяг или подразделение Красной Армии. Почему не отбили нападение?

– Они с трехсот метров огонь открыли, – ответил кто-то. – Из двух пулеметов и автоматов. Мы тоже стреляли, но фрицы слишком быстро смылись.

– Правильно. Они же не дураки под пули подставляться.

– Там еще один наш убитый лежит.

– Забрать документы, – приказал Ламков. – А ты, лейтенант, поставь в хвост колонны расчет «дегтярева» и пару бойцов посмышленей. Еще троих я тебе из батареи дам. Прозевали мы немецкую разведку, а они с маху бьют. Вот и наши пусть так же действуют.

– Есть, – козырнул младший лейтенант.

Послали Чистякова, Роньшина и Гришу Волынова.

– Надо бы свернуть с дороги, – осторожно посоветовал старшина батареи. – Мы тут на виду.

Ламков промолчал. Через кювет и по буграм лошади не смогут протащить гаубицу. Он рассчитывал добраться до темневшего впереди лесного массива. Однако события разворачивались слишком быстро, добраться до леса не успели.

На этот раз мотоциклистов было четыре и с ними бронеавтомобиль. Два «зюндаппа» свернули в степь, намереваясь ударить с фланга, а трехосная бронированная машина неслась по дороге в сопровождении двух других мотоциклов. На башне была установлена 20-миллиметровая пушка и спаренный с ней пулемет, которые открыли огонь пока еще короткими, пристрелочными очередями.

Вели стрельбу пулемет и автоматы экипажей мотоциклов. Видимо, вся тройка намеревалась с ходу врезаться в хвост колонны, смять и расстрелять толпу оборванных красноармейцев, которые вряд ли окажут сопротивление. Скорее начнут разбегаться и поднимать руки, как это часто случалось в сорок первом и в сорок втором году.

На этот раз немцы просчитались. Сборное отделение прикрытия во главе с сержантом-пулеметчиком, занявшее позиции по обеим сторонам дороги, открыло дружный огонь.

Антон Роньшин, раскинув ноги, торопливо выпускал пулю за пулей. Саня поймал на мушку водителя мотоцикла и нажал на спуск. Сержант-пулеметчик бил длинными очередями по бронеавтомобилю. Но пули, даже бронебойные, рикошетили от скошенных угловатых бортов и радиатора.

Чистяков понял, что они ничего не сумеют сделать. У него кроме карабина имелась противотанковая граната. Но ему не дадут даже приподняться, чтобы швырнуть ее. Если комбат не догадается ударить из гаубицы, им всем конец. Саня все же отложил карабин и приготовил гранату. Крикнул Антону Роньшину, у которого тоже имелась противотанковая РПГ-41.

– Антоха, гранатами надо…

Он не успел закончить фразу. Спаренные стволы автоматической пушки и пулемета слегка опустились. Мелкие взрывы прошли наискось, миновали его и обрушились на пулеметчика.