– Я ведь не умру? Трое дочерей у меня… старшей пятнадцать. И мальцу всего год.

– Не умрешь, – успокоил его санитар, а отойдя в сторону, доложил комбату: – Не выживет он, рана слишком тяжелая.

К вечеру пошел дождь. Люди прятались под соснами, накрывались плащ-палатками. Ужин состоял из нескольких мятых буханок хлеба и сахара. Разделили консервы, найденные в багажниках мотоциклистов. Досталось понемногу, но хоть чем-то желудки наполнили.

За ночь умерли оба тяжелораненых, а человек пять исчезли. Трое оставили винтовки, противогазы, каски, даже звездочки с пилоток. Двое других винтовки с собой прихватили.

– Партизанить пошли, – криво усмехнулся Николай Васильевич Ламков.

Двое легкораненых подошли к комбату и, помявшись, попросили отпустить их к семьям.

– Какой с нас прок? – оправдывался который постарше. – Лишняя обуза вам.

– Идите, – только и ответил комбат.

В чем их убеждать? Все видели, как разбегались вчера люди и сколько погибло. Дивизия разбита и рассеянна, от артполка остались две лошади и гаубичный прицел. Но сам Ламков действовал энергично и толково. И бой с моторизованной немецкой разведкой выиграли, уничтожив бронеавтомобиль, два мотоцикла, а остальных заставили срочно убегать, издырявив два других «зюндаппа».

Утром он построил оставшихся бойцов, человек тридцать пять, рядом с ним стоял младший лейтенант. Оглядел шеренгу, приказал подравняться.

– Еще кто-нибудь хочет по домам разойтись? – спросил он.

Люди молчали, переминались.

– Если таковых нет, то теперь считайте себя взводом Красной Армии, в котором действуют все уставы и армейские законы. У кого кишка тонка, уже удрали. С теми, кто решит дезертировать, будем поступать как они того заслуживают.

Вопросов больше не возникало. Бойцы привели себя в порядок, проверили и почистили оружие. Его вполне хватало. Имелись несколько трофейных автоматов, пулемет МГ-34 и наш «дегтярев», ручные гранаты. Тяжелые, противотанковые, почти все выбросили, так же как избавлялись от противогазов – лишний груз. Последними РПГ взорвали гаубицу.

День провели в лесу. Разделили на всех две последних буханки хлеба, несколько горстей сахара пополам с махорочной пылью. Нашли на полянах немного земляники, но далеко от временного лагеря Ламков уходить запретил. Каждые два часа менялись посты.

Следующую ночь шли до рассвета. За горизонтом вспыхивали отблески далеких взрывов, иногда слышался звук моторов. В темноте миновали стороной какую-то деревню, но зайти туда не рискнули. За околицей стоял немецкий пост, изредка выпуская ракеты.

Очень хотелось есть, но на дневной стоянке сумели найти лишь немного молодых маслят и землянику. Варили подобие жидкой похлебки на крохотных костерках и пили через край. Долго отсыпались после ночного перехода. Несколько бойцов помоложе сбили ноги о камни и кочки, у кого-то развалились ботинки.

– Дойдем, Саня, – подвязывая подошву ботинка, бодро рассуждал Михаил Лыгин. – Черт, надо было с мертвого фрица сапоги снять. Побрезговал, а теперь вот мучаюсь.

Ботинки все же починил, аккуратно замотал обмотки и заявил, что шагать можно. Но в этот же вечер, когда двинулись в путь, окружение дало знать, что они в тылу врага и прорваться к своим будет непросто.

Возможно, ошибку допустил Ламков, подняв отряд, когда еще полностью не стемнело. Может, сыграла свою роль луна, при свете которой отряд заметили с проходящих по грунтовке машин.

Хотя расстояние было уже метров триста, плотный огонь пулеметов сразу свалил несколько человек. Прямо из кузова одного из грузовиков полетели мины. Комбат не собирался принимать боя, видя явное преимущество врага. Но немцы устроили настоящую охоту, осветив степь фарами машин и пустив наперерез группе легкий вездеход с пулеметом.

С дороги, освещая путь ракетами, двинулась вражеская цепь. Вели огонь сразу несколько пулеметов, многочисленные автоматы. Ламков приказал всем залечь и, подпустив цепь поближе, открыли ответный огонь. Азарт с наступающих сбили быстро. Несколько немцев были убиты и получили ранения. Но дать крепкий отпор не позволила нехватка боеприпасов.

– Уходим! – торопил людей Ламков, посылая в сторону наступавших короткие очереди.

Мина взорвалась неподалеку от Чистякова, свалив артиллериста из соседней батареи. Человек сумел подняться, сделал шаг, другой. Гимнастерка и брюки были сплошь изорваны осколками. Кисть руки болталась на лоскутках кожи.

– Помогите… – сумел прошептать раненый и тут же свалился на траву.

Саня задержался лишь на несколько секунд. Все же он числился командиром отделения. Пули со свистом ввинчивались над головой. Светящаяся, словно раскаленный прут, трасса прошла рядом. Его толкнул в спину Лыгин:

– Быстрее! Убьют!

От них не отставал Гриша Волынов. Остаток ночи шагали небольшой кучкой. На рассвете, увидев другую дорогу, по которой тоже двигалась немецкая техника, забились в березовый перелесок.

В обширной низине, где скапливалась с весны талая вода, вокруг мелких болотистых озер кучками росли березы, густой ивняк. Рощица, окружавшая кольцом крошечное озерцо, была не больше сотни шагов в окружности, но лучшего укрытия поблизости не нашлось.

Здесь укрылись девять уцелевших бойцов взвода-батареи во главе с капитаном Ламковым. Все надеялись, что вязкая почва не даст немцам возможности спуститься сюда на технике. А пешком, как уже все заметили, фрицы передвигались редко. Свернули самокрутки, закурили. Хотелось после быстрой ходьбы пить, но вода в озерце была мутно-зеленая, покрытая ряской и пахла гнилью.

– Не пейте, ребята, заболеете, – предупредил комбат.

– Здесь родников много, можно поискать, – предложил Чистяков.

– А ты откуда знаешь? – спросил темноволосый парень, года на три старше Сани. Кажется, он был из взвода управления дивизиона.

– У нас кругом леса. Я любил шататься. Грибы, ягоды, рыбу в озерах ловили. На зайцев зимой охотились.

– Рыболов, значит, – усмехнулся темноволосый. – Колхоз «Красный лапоть», так, что ли?

Парень носил в петлицах четыре угольника – старший сержант. Но комбат Ламков почему-то не назначил его вчера командиром отделения. Саня за словом в карман не лез. Оглядел сержанта.

– Грамотный? Из городских, видать. А чего ж винтовку бросил?

– У меня пистолет, – похлопал тот по кобуре на поясе.

– Много ты им навоюешь!

– Зато тебе не терпится в войну поиграть.

Ламков в разговор не вмешивался. Был он какой-то смурной, ушедший в свои мысли. Зато сразу отреагировал Михаил Лыгин:

– Ты, Грошев, язык бы придержал. «Красный лапоть»! Пистолет нацепил, из которого на десять шагов не попадешь. А мы ведь в окружении, пробиваться и дальше будем.

Комбат подозвал к себе Лыгина и Чистякова. Михаилу приказал выставить пост и менять через каждый час.