Оружейный магазин или, скорее, лавка занимала на втором этаже большую комнату, которая некогда служила капитану Песочникову гостиной. Всякого рода оружие, включая сабли, палаши и даже турецкие ятаганы, были развешаны на противоположной входу стене, отгороженной от посетителей высоким прилавком, так что достать до оружия, даже и перегнувшись через прилавок, было нельзя.

— Чего изволят господа? — вышел навстречу посетителям сам хозяин. — Оружие воинское али для охоты?

— Нам нужны дуэльные пистолеты, — заявил Тауберг, подходя к прилавку. — Французские «Лепажи» или австрийские «Кухенрейтеры».

— Имеются, — засуетился хозяин и крикнул в дальнюю комнату: — Пашка! Принеси-ка коробки с пистолями!

Появился молодой приказчик с несколькими коробками. Тауберг осмотрел все, затем ткнул пальцем в одну из коробок с двумя «Лепажами», лежащими в специальных углублениях на бархатном малиновом подкладе.

— Эти!

— Сорок два рублика.

Подошел Голицын, до того стоявший в сторонке, молча выложил на прилавок двадцать один рубль серебром. Тауберг, никак не отреагировавший на демарш неприятеля, так же молча положил на прилавок свою часть денег.

— Благодарствуйте, — принял деньги хозяин и, кинув быстрый взгляд в сторону Голицына, произнес сакраментальную для всех торговых людей фразу: — Заходите еще.

— Всенепременно, — буркнул в ответ Тауберг и, устроив коробку с пистолетами под мышку, вышел из лавки. Голицына в ней уже не было.

— Пашка! — снова крикнул хозяин, когда за подполковником закрылись двери.

— Слушаю, хозяин, — вырос перед ним приказчик.

— Быстро за этими двумя! Узнай, куда они поедут.

Приказчик пулей вылетел из лавки, и после дроби его сапог по деревянной лестнице, все стихло. Потом за окном зацокали подковы лошади, и почти тотчас объявился Пашка.

— Они поехали на Соколову гору, — выдохнул он.

— Ясно, — с тревогой произнес хозяин. — Ты это, дуй сейчас что есть мочи к Селивановым и скажи Ивану Афанасьевичу, что его постоялец с заезжим подполковником, похоже, стреляться поехали. На Соколову гору. Понял?

— Понял! — вытаращил глаза Пашка. — А ежели Ивана Афанасьевича не будет?

— Тогда, это, Аграфене Федоровне все доложи. Все. Беги.

Пашка кивнул, и через мгновение его уже не было в лавке. Еще через мгновение стих на лестнице и топот его скорых ног.

Аграфена что есть силы вцепилась побелевшими пальцами в бортик стремительно несущегося шарабана, ощущая себя пестиком в ступке, который неведомая сила поднимает и опускает, швыряя то в одну сторону, то в другую. Да тут еще в спешке угораздило ее водрузить на голову ни разу не надеванную шляпку-шуте, привезенную дядюшкой с Макарьевской ярмарки в прошлом году. Всю зиму галантерейная вещица цвета первой молодой листвы была неизменным предметом ее любования и трепетного ожидания того момента, когда с приходом теплых весенних дней окажется она на голове владелицы, приводя в восхищение и изумление окружающих. На практике оказалось, что фасон новомодного головного убора абсолютно несовместен со спешкой и стремительной ездой в открытой коляске, к тому же от порывов ветра ее поля совершенно закрывали обзор, то и дело стремились превратиться в крылья неведомой птицы и упорхнуть прочь, прихватив с собой, пожалуй, и хозяйку. Перед глазами мелькало то зеленое кружево шляпки, то придорожные деревья, то напряженная спина Африканыча, нетерпеливо понукавшего резвых лошадок.

— Но, красавицы! Не подведи, родимые!

Причиной поспешности послужило известие, громогласно обнародованное приказчиком оружейного магазина Пашкой в уютной зальце дома Селивановых.

— Аграфена Федоровна! Хозяин просили передать, что ваш постоялец с каким-то важным военным стреляться удумали!

— Что ты орешь, как оглашенный! — замахала на него ручками Аграфена Федоровна. — Я не глухая покуда. Говори толком. Какой постоялец? С кем стреляться?

— Ну энтот, который мальца вашего из воды надысь вытащил. А другой огроменный такой, весь в эполетах, могет быть, и енерал. — Пашка на секунду задумался. — По всему видать, меж их непременно дуэля будет. Два «Лепажа» хранцузских купили и зыркают друг на друга аки лютые звери.

— Что делается-то! Боже! — всполошилась бабенька. — И Ивана Афанасьевича и дома нет!

Тут мимо нее стрелой пронеслась к дверям Груша, до сего момента неподвижно сидевшая в кресле. «Африканыч!» — разнесся по дому ее звонкий голос. На пороге она обернулась к Пашке:

— Куда они поехали?

— Да знамо куда… на Соколову гору, — отозвался тот.

Так Груша с Африканычем оказались в несущемся вихрем к Соколовой горе шарабане. Что они будут делать, когда найдут дуэлянтов, и как избавят Мечислава Феллициановича от опасности, Груша не знала, никакого плана действий придумать не успела, чувствовала только, что не может просто сидеть и ждать, гадая, вернется ли он жив и здоров, будет ли ранен или принесут в дом его окровавленное, бездыханное тело.

На очередном подъеме шарабан замедлил ход, затем остановился. Африканыч завертел головой, высматривая поединщиков. В этот миг утренний благостный покой и гомон птиц разорвал прогремевший выстрел. Груше даже показалось, что она оглохла от последовавшей за этим звенящей тишины.

— Степан Африканович! Гони вон туда! — закричала Груша, указывая в сторону малозаметной проселочной дороги, забиравшей круто вправо и терявшейся в густых зарослях орешника.

Небольшая поляна саженей десяти в длину в самом центре густой лещины устроила обоих, и подполковника, и князя.

— Вот здесь нам никто не помешает, — изрек Тауберг, на что Голицын согласно кивнул:

— Да, место вполне подходящее.

— Выбирайте, — раскрыл Иван коробку с заряженными до того пистолетами.

Не глядя, Голицын вынул из бархатного углубления один из «Лепажей». Тауберг взял другой и отбросил коробку в сторону.

Затем они вышли не середину поляны и встали спиной друг к другу.

— Один, два, три, — начал считать Тауберг, отходя от Голицына.

— Четыре, пять, — вышагивал в противоположную сторону Антоан.

Отсчитав каждый по пять шагов, поединщики остановились. Тауберг, вынув из ножен саблю, вонзил ее в землю возле места, где стоял. То же самое проделал и Голицын, воткнув в землю прутик, сломанный по дороге. Затем они отошли в самые концы поляны.

— Сходимся! — крикнул Иван и первым шагнул навстречу Голицыну.

«Нехорошо как-то, не по правилам. Мальчишество, — пронеслось в голове подполковника, но он упорно шел вперед, целясь князю в голову. — Будто дел у меня никаких больше нет, — ворчал он про себя, — как стреляться с этим бонвиваном. А может, убить его ко всем чертям?» Однако с каждым шагом дуло пистолета Ивана опускалось все ниже.