аквариуме, в который превратилось пространство между домами, над коралловыми гребнями деревьев, между телевизионными антеннами, похожими на мачты потонувших кораблей, влекомые невидимыми потоками морских течений проплыли несколько больших бледных медуз — полиэтиленовых пакетов, поднятых ветром с какой-то помойки. Одна медуза, бледно-фиолетовая, с красноватым волнистым узором из уже неузнаваемых букв, пролетела мимо окна квартиры Бояна, едва заметно пульсируя и помахивая остатками разорванных ручек, вьющихся за ней.

Дождь ударил искоса, широким замахом, яростно хлеща по стенам домов — уличный асфальт мигом почернел, послышался топот убегающих от дождя людей, а потом все звуки заглушил всепоглощающий грохот водяных барабанов. Боян вскочил с дивана, закрыл окно, на котором занавеска билась, будто обезумев, собрал листы бумаги, которые ветер смел со стола и разбросал по комнате.

На улице отчаянно верещала сигнализация чьей-то машины, в соседней квартире кричала женщина, и в ту же минуту кто-то позвонил в дверь.

Боян открыл.

Перед ним стоял парень, который вытирал мокрые волосы короткими, резкими движениями руки и стряхивал с ладони воду, а с его одежды текло.

— Ну и ливень, — сказал парень, вымученно улыбаясь.

На лестнице было темно, и Боян не сразу вспомнил, кто это: перед ним был знакомый с Костоперской скалы — юноша в футболке, на которой написан призыв не стрелять в пианиста. Теперь поверх футболки на нем была короткая черная ветровка, блестевшая от дождя.

— Димче, — сказал Боян, извлекая из памяти уже полузабытое имя. — Димче, так ведь?

— Да, — сказал парень, — мы встречались, вы помните…

Боян пригласил его войти.

Оставляя повсюду лужицы воды, юноша подошел к окну и, улыбнувшись, будто прося прощения у Бояна, посмотрел на улицу, слегка приоткрыв занавеску. Несколько мгновений он внимательно наблюдал, затем повернулся к Бояну.

— Шины колоть придумал не я, — сказал он, указывая на забинтованную правую руку. — Я вообще против насильственных методов.

С его ветровки текло; ткань намокла и повисла на нем, как будто его облепили морской травой, только что извлеченной из глубин. На улице буря билась в окна, срывала листья с деревьев, до предела заполняла водосточные трубы; город ослеп, оглох, потерявшись в кипящем хаосе воды и ветра — его система улиц и расположенные рядами дома отступали перед напором сил, не признающих порядок. Порыв ветра прилепил к окну сорванный лист каштана, похожий на отпечаток огромной лапы какого-то дикого болотного существа; в следующее мгновение его оторвал плеснувший в стекло дождевой поток — и чудовище унеслось в водовороте и вихре. В комнате потемнело — во всех предметах появилось что-то угрожающее; казалось, что теперь они живут своей собственной жизнью, сделавшей их эгоистичными и ревнивыми; ткани набухли, в стекло налили какие-то серые чернила, металл сжался, потеряв гладкость и блеск. Комната обрела странную глубину, она все меньше походила на обычную комнату на третьем этаже обычного жилого здания и все больше — на часть подводного города, в котором пространство виделось в искривленной и дублирующей перспективе, открываясь в пещерные озера цвета оникса и опала. Во дворец ворвались варвары — ворота не выдержали, камень сдвинулся, металл согнулся, закричали павлины.

Вспыхнула молния, в ее минеральном свете окаменело все вокруг.

— Я пришел… — начал парень, но его слова заглушил гром. Он продолжал что-то говорить, шевелил губами, но ничего не было слышно.

— Я пришел, — продолжил он, когда раскаты стихли, — чтобы договориться. Насчет раскопок. Те, с Джемо, никогда ничего не найдут. Они в этом не разбираются. Нам надо объединиться, вам и мне. У меня есть металлоискатель…

Его взгляд остановился на кусках керамики, лежавших на полу.

— А у вас есть знания…

Боян холодно посмотрел на него и не выказал никакой заинтересованности, и в голосе его собеседника зазвучали умоляющие нотки.

— Поверьте, я…

Но вдруг он остановился и окаменел — глаза смотрели невидящим взором в пустоту, как будто он что-то услышал. По его телу пробежала легкая дрожь, и в этот момент в дверь кто-то позвонил.

Парень в ужасе посмотрел на Бояна.

— Не открывайте, — прошептал он. — Ни за что не открывайте.

Оба стояли посреди комнаты, застыв и онемев, как будто слитые из полумрака, который все сильнее сгущался по углам комнаты.

Звонок эхом разносился по всей квартире.

Одним движением стряхнув с себя заклятие, Боян вышел в коридор.

— Нет, — умоляюще зашептал парень. — Они меня ищут. Может, следили за мной. Если они меня найдут…

В его голосе звучала настоящая паника.

Боян остановился. Потом жестом поманил парня за собой. Идя как можно тише, он открыл дверь в прихожую и указал на полуоткрытую дверь в чулан, где держал вещи, с которыми не знал, что делать: кипы журналов, пустые бутылки, картонные коробки, сломанный пылесос, чемоданы, старый зонтик. Держа палец на губах, Боян показал, чтобы тот молчал и закрыл за собой дверь.

Звонок все гремел.

Боян открыл.

Незнакомец сразу же попытался проникнуть внутрь: в его поведении было что-то насильственное, привычка навязывать свою волю другим, игнорировать чужое мнение.

Видя, что Боян не выказывает никакого желания пускать его внутрь, незнакомец опомнился. На его лице появилось суровое выражение.

— Можно войти? — спросил он раздраженно.

По его речи сразу стало понятно, что он иностранец — он выговаривал согласные мягко, так обычно по-македонски говорят греки.

— Что вам надо? — твердо спросил Боян.

— Вы Боян?

Боян посмотрел на него и утвердительно кивнул.

— Меня зовут Янис, — сказал незнакомец. — Янис Папатеменис. Я покупаю старинные вещи. Археология. Нумизматика. Иконы. Все. Можно войти?

Боян пропустил его внутрь, и тот вошел решительной поступью. Остановился посреди комнаты и стал смотреть во все стороны, оценивая квартиру опытным взглядом.

— Я ничего не продаю, — сказал Боян.

На лице грека промелькнула тень скуки — было понятно, что он давно привык к таким заявлениям, которые, как правило, скрывали за собой иной смысл.

— Вы кое-что нашли, — сказал он. — Мне сказали. Я заинтересован это купить.

— Не понимаю, о чем вы? — сказал Боян. — Я ничего не находил.

Иностранец хитро улыбнулся.

Боян посмотрел на него: это был высокий, крупный человек с толстой шеей и широкими плечами; усы придавали ему вид хозяина предприятия, у которого все в порядке. На нем была темно-коричневая рубашка и почти черный галстук, белый пиджак из натурального шелка — все это говорило о его уверенности в себе, но также и о желании создать именно такое впечатление у других. На левой руке грека было массивное золотое кольцо. Он смотрел по сторонам с неким презрением, выражение его лица было высокомерным.

Удивительно, что мужчина почти не намок под дождем.

— На самом деле египетское? — спросил он заговорщицким тоном,