разобрать не получалось — слишком далеко, слишком болела голова, слишком много нервов, слишком неприятная компания… Зачем она вообще во всё это ввязалась? Пусть бы Стася сама следила за своей соперницей. А, да, Ника же сама Жене ещё и козырь в руки дала — показала видео с танцами на кладбище.

Господи, какие шумные невоспитанные дети. Чего они так разорались? Наверняка, Ангелинка где-то там с ними. За ней же не уследишь, только отвернёшься, а она уже усвистала. От мамы попадёт, если она опять на дорогу выбежит или к кому-нибудь приставать будет. Точно, вон её розовое платье мелькает. Ещё и свистульку свою дурацкую притащила! Надо бы спрятать эту штуковину или разбить.

От оглушительного свиста Ника мигом проснулась.

— Что за ерунда? — произнёс Гордей. Ребята остановились и осмотрелись. — Откуда свист?

— Может, дети? — мрачно спросила Женя.

— Какие ещё дети? — нахмурилась Стася.

— Да где-то тут рядом вроде детские голоса были. Вы разве не слышали?

— Я слышала, — сказала Ника. Слава Богу, это не галлюцинации.

— Откуда здесь взяться детям? — раздражённо спросила Стася.

— А я знаю?! — огрызнулась Женя.

— Ладно, хватит, — осадил их Гордей. — Местные, наверное. Пошли.

Лес стал редеть, и между деревьями проступило сизое осеннее поле с большими стогами.

Глава 5. Земля дышит, а Боженька чихнул

После полудня ребята вернулись в гостевой дом в Красных Серпах. Этим вечером они планировали выдвинуться в сторону Мещёры, где, судя по старой карте Бэллы Геннадьевны, тоже могло находиться урочище Еремея. Однако бессонная ночь на хуторе дала о себе знать — никто толком даже на ногах не держался, не говоря уж о том, чтобы куда-то идти.

Пообедав, все просто разошлись по комнатам и завалились спать.

— А у вас с учёбой проблем не будет? — спросила Ника, убирая в свой рюкзак купленную на пасеке нугу с сухофруктами.

— Да какие проблемы, — зевнула Женя, прямо в одежде распластавшаяся по кровати. — Начало семестра, подумаешь, пару дней пропустим. Это тебе надо беспокоиться об учёбе, отличница ты наша.

Ника в ответ только неслышно хмыкнула — у неё, в отличие от «многоопытных» студентов, шли осенние каникулы.

— Я задёрну шторы? — спросила Ника у Жени, но в ответ услышала только сонное бормотание.

Поплотнее соединив серые тонкие занавески, Ника улеглась на застеленную кровать. Попыталась расслабиться. Не вышло. Эти кровати, конечно, получше узких твёрдых коек на хуторе. Но всё же. Поворочалась. Вроде бы нашла удобное положение.

Только успела задремать, как Ангелинка снова оглушительно засвистела. Аж пот прошиб и руки от злости задрожали. С твёрдым намерением отобрать у сестры свистульку, а потом запереть мелкую в туалете и выключить свет, Ника рывком села на кровати. И обнаружила, что находится в тёмной комнате деревенского постоялого двора.

Видимо, она всё-таки проспала несколько часов, раз уже стемнело. Точно, часы показывали половину седьмого, а они пришли около двух. Ну, хотя бы не бессонница.

Ника тихонько нашла свои кроссовки, накинула куртку и, ступая неслышно, чтобы не будить Женю, вышла из комнаты. Зная, что снова точно не уснёт, немного постояла в тёмном пахнущем деревом коридоре. Судя по полной тишине, ребята ещё спали. В любом случае, тревожить никого не хотелось. И общаться ни с кем тоже не хотелось.

Пройдя по пустым тихим коридорам терема, Ника вышла в освещённый фонарями двор. Несколько минут ходила под окнами, потом всё-таки вышла за ворота. Главное, вернуться, пока их не закроют, а то придётся ночевать под забором.

Но в полувымершей деревне и днём-то посмотреть нечего, не говоря уж о тёмном вечере. И в лес идти поздновато. Особенно если учесть, что вокруг бегают дикие звери. Оставалось всего одно место для посещения.

Ника побрела к церквушке, надеясь, что там ещё кто-то был. А то придётся возвращаться и пялиться в смартфон, пока остальные не проснутся к ужину. Отлично, в маленьких оконцах церкви мерцал тёплый жёлтый свет, так что Ника ускорила шаг. Вытащив из-под воротника куртки капюшон спортивного джемпера, накинула его на голову и вошла.

В обволакивающем мраке храма пахло чем-то сладким и горячим. Кроме священника, что стоял посередине церкви и что-то монотонно бубнил по книге, сбоку от входа на лавочке сидели две старушки. Дверь не скрипела, так что бабульки Нику даже не заметили. Зато в помещении, созданном для хорошей акустики, Ника разобрала, о чём они сплетничали.

— В покойника играли. Каково? — возмущалась бабушка, которая, работала в гостевом доме, кажется — Аглая.

— Да не может быть, — выдохнула её собеседница.

— Говорю тебе, — шептала первая. — Одну в простыню завернули, сухих цветов в руки насовали и в комнате положили. — Кажется, речь шла о розыгрыше, который ребята устроили для Ники. — Дурни молодые.

— Точно, точно, — закивала вторая старушка. — Ничего не боятся. Ты им хоть рассказала?

— О чём это?

— Так о том. — И вторая бабушка кивнула, будто на что-то указывала.

— Что ты, что ты, — замахала руками работница гостиницы. — Мне Бэлла сказала молчать в тряпочку. Говорит: пикнешь — язык отрежу. А ты её знаешь.

— Угу, угу, — снова закивала вторая бабушка. — И мать её такая же была, упокой Господи. Так ты скажи им — мол, будете играть в покойника, так вас покойники и уташшут.

— Их и так…

Тут священник развернулся и перекрестил церковь и всех троих прихожанок. Бабушки склонили головы, Ника сделала то же. Чтобы не выделяться. Бабушки её заметили, переглянулись и всю оставшуюся службу сидели молча.

Стесняясь сесть, Ника переминалась с ноги на ногу, рассматривая во мраке потемневшие от времени иконы. Только большая, с монетками, выглядела яркой, будто бы почищенной. И монетки отсвечивают. Как маленькие зеркальца.

Не то, что те денежки, которые нашли девчонки. Ведь те монетки валялись прямо под ногами. А попались Стасе и Жене. Ника, впрочем, везением никогда не отличалась. Даже в супермаркете всегда вставала к кассе, работа которой тут же останавливалась.

Но здесь — древние монеты из клада. Без везения никуда. Хотя, может, это от характера зависит? Девчонки обе бойкие, а Ника никогда не может за себя постоять, даже когда её публично унижают. Недавно девчонки в классе советовали ей снова пойти в парикмахерскую, потому что такая стрижка смотрелась ужасно. Как будто Ника этого сама не знала. А она вместо того, чтобы сказать, что со своим мнением они могли бы катиться куда подальше, тупо кивала, соглашаясь. Соглашалась с тем, что её называли чучелом.

Пока Ника перемалывала тот разговор и придумывала остроумные реплики, рядом всё время что-то шуршало. Отбросив бесполезные мысли, Ника прислушалась. Обернулась. Но увидела