И Стась указал адрес усадьбы в Клевани, где прячется нынче Богун. Прощаясь у порога, сказал:

— Обратите внимание на куст жасмина в углу двора…

И с тем ушел восвояси.

А вскоре чекисты окружили указанную усадьбу и приступили к обыску. Они тщательно осмотрели дом, чердак, пристройки, и угрюмый хозяин исподлобья следил за ними. Он повеселел лишь тогда, когда чекисты ни с чем собрались уходить.

— А что это за куст, разрешите полюбопытствовать? — сказал вдруг Дидусь.

Хозяин заметно стушевался. А чекисты тем временем разгребали аккуратно уложенный дерн — вместе с кустом, вместе с аккуратно вставленной трубкой. Стало быть, через эту трубку дышали.

Подняли деревянный ящик, и взорам открылся лаз в бункер.

Бункер оказался пустым. По остаткам пищи, по свежим бинтам чекисты без труда установили, что банда улизнула буквально из-под носа. Да и хозяин не отрицал этого. Куда они скрылись — ему было неизвестно.

— Надо срочно искать Стася, — решил Василий Иванович.

Но Стась не замедлил объявиться сам.

…Он сидел в уголке кабинета на краешке стула, и по лицу его было видно, что парень явно чем-то встревожен. Сидит в неудобной позе, пальцы нервно подрагивают на коленях, а сам поминутно поглядывает то на раскрытое окно, то на двери. И, странное дело, несмотря на духоту, на нем длиннополый двубортный пиджак — явно не по росту. Странное поведение гостя не ускользнуло от глаз чекистов.

А Стась, обливаясь потом, говорил и говорил…

Да, он знает, куда перебралась нынче банда, но не доверяет Дидусю, он боится, что банду выловят, а потом и его, Стася, посадят за решетку. И поэтому он откроет тайну только самому главному начальнику — желательно генералу. Уж тот наверняка не подведет его, Стася…

Что ж, требование посетителя было вполне законным, если бы не… Если бы не этот хриплый, срывающийся голос, нервные пальцы, поминутно то расстегивающие, то застегивающие пуговицы пиджака, и если бы не этот пиджак, непонятно зачем напяленный в такую жару. А под мышкой у Стася явно что-то отдувалось.

— Ладно, — сказал Дидусь, — ладно, не доверяете мне — дело ваше. Будет вам генерал.

Чекисты незаметно переглянулись, и Василий Иванович вышел из комнаты, а вскоре возвратился еще с одним сотрудником. Он как бы невзначай, стал справа от Стася, сотрудник — слева, а Соколов шагнул вперед.

— Пойдемте, — сказал Дидусь, — генерал ждет вас!

И в тот миг, когда Стась поднимался со стула, Соколов резко распахнул полы его пиджака:

— Не жарко ли?

Стась потянулся было рукой за пазуху, но чекисты молниеносно перехватили его запястье.

— Еще бы, — резюмировал Василий Иванович, извлекая у задержанного из кармана взведенный пистолет, снимая с пояса две «лимонки» с запалами. — От такого снаряжения — как не вспотеть!

Отпираться было бесполезно, и Стась признался во всем. Инсценировку с кустом жасмина они разработали вместе с Богуном, чтобы Стась таким образом вошел в доверие к чекистам. А нынче, добившись до «самого главного начальника», он должен был, покидая его кабинет, швырнуть через порог гранаты, уничтожить одним махом весь руководящий состав управления госбезопасности и с пистолетом пробиваться к выходу, где неподалеку его подстраховывали верные дружки.

Надо ли говорить, что вскоре эти «дружки» — вся банда во главе с Богуном — предстали перед справедливым судом.

* * *

Вот и перевернуты три страницы из жизни нашего славного земляка, скромного и мужественного человека Василия Ивановича Дидуся. В библиотеках вы найдете его книги — бесхитростные, откровенные — ровно настолько, насколько автору этих книг позволяла специфика его профессии. И со страниц этих книг глянет на вас чекист Дидусь — пронзительными, мудрыми, добрыми глазами.

А книгу о Василии Ивановиче я так и не успел написать. И теперь уже никогда ее не напишу — со слов героя. Опоздал я и не могу простить себе этого опоздания…

ОСЕННИЙ ДОЖДЬ

Лейтенант Виктор Сапрыкин занемог. То ли сказалось переутомление от последних напряженных дней и ночей боевой учебы, то ли этот монотонный, непрекращающийся дождь был всему виною.

Так или иначе, но начмед, заглянув ему в горло и покачав головой, строго приказал:

— Немедленно в постель!

…Мне правится лейтенант Сапрыкин. Нравится его открытое волевое лицо, прямой взгляд прищуренных, чуть-чуть с улыбинкой глаз, вся его ладная спортивная фигура. Есть в его облике, в приветственном жесте, в манере разговаривать с собеседником какая-то подчеркнутая флотская элегантность, что ли. Приятно спрашивать его по утрам, где стоять при подъеме флага мне, в сущности постороннему на корабле человеку. Любопытно наблюдать, как он, помощник командира, производит утренний осмотр: тщательно изучает блеск матросских ботинок; смотрит, чтоб носки были по форме, а не канареечного цвета, а форменные воротнички фланелевок чистые и отутюженные — «не единой красоты ради, а дабы у подчиненных на шеях раздражения не было».

И этакая полушутливая манера объяснять свои действия тоже нравится мне. А когда в походе катер швыряет так, что, кажется, можно в любую минуту проглотить собственный язык, лейтенант Сапрыкин каменно стоит на мостике — стройный, сильный, и, глядя на него, чувствуешь себя увереннее и стараешься не хвататься судорожно за леера.

Но одно дело — на мостике, а другое — в пустой палате медсанчасти. Не так уж часто болеют моряки — в палате лейтенант один-одинешенек. Зябко кутаясь в синий байковый халат (ох уж эти хозяйственники, до сих пор не затопили!), лейтенант захлопывает книгу (читать надоело) и в который раз спускается вниз, к телефону. Там за столиком сидит веснушчатый курносый матросик в таком же видавшем виды халате и строчит письма родным и близким. Он строчит их с утра до вечера мелким почерком, «поскольку места мало в рюкзаке».

— Звонили? — коротко спрашивает Сапрыкин.

— Никак нет, товарищ лейтенант! — почему-то радостно отвечает матрос.

Лейтенант возвращается в палату и долго смотрит в окно на серый бесконечный осенний дождь. «Не звонят… Не приходят… Забыли!» — навязывает он себе обидную мысль, потому что отлично знает: никто его не забыл, просто ребятам сейчас на катере дел невпроворот. Молодому командиру лейтенанту Иванову ой как трудно без помощника. Опытный мичман Валерий Голомедов в отпуске, а лейтенант Василий Елисеев, недавно прибывший на корабль, только входит в курс дела.

Лейтенант ложится на койку, закрывает глаза, пытается думать о чем-то веселом, солнечном, но мысли приходят отнюдь не мажорные, и он почему-то вспоминает о том, как взорвался крейсер…

Крейсер взорвался со страшной силой, и носовую башню отбросило далеко в сторону. От едкого дыма потемнело в глазах. К счастью,