Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Очень скромный человек Василий Иванович Дидусь — коммунист, чекист, писатель. Я бы сказал — редкой скромности человек. И все же о нескольких эпизодах из его жизни, с его позволения, мы расскажем читателям.
Итак, П У Л Я П Е Р В А Я.
СЕМЬ ДНЕЙ У БОЧКИ С КЕРОСИНОМ
В большом портовом городе на судоверфи Василия Дидуся знали многие. Отсюда «комса» провожала Васю в чекисты, сюда он часто заглядывал по делам и просто навестить старых товарищей. Однажды повстречала его группа комсомольцев, чем-то очень взволнованная. Цеховой секретарь Володька за всех выпалил одним духом:
— Хорошо, что встретили тебя, я как раз звонить в ЧК собирался… Странный тип у нас объявился в округе — в чайной к рабочим подсаживается — угощает, деньги пачками швыряет, что твой Рокфеллер. Все про «малютки» выспрашивает. Что да как?
Время было тревожное. В Испании разгоралась война с фашистами. Самураи пошаливали на Дальнем Востоке — силы пробовали. Корабелы города только что приступили к выпуску подводных лодок — «малюток».
Многих агентов иностранных разведок, охочих до наших военных секретов, вылавливали тогда чекисты.
— Ну, насчет Рокфеллера ты загнул малость. Тот зря сорить деньгой не будет. А не в меру любопытного могли бы и сами задержать, да и к нам привести! — упрекнул Василий старого друга.
Володька пригладил рукой непокорную рыжую шевелюру, вздохнул виновато, ответил за всех:
— Ротозеи, конечно. Пока за милицией сбегали, его и след простыл. Но я-то его хорошо запомнил. Руки в волосьях!..
В управлении Василию строго-настрого приказали:
— Раз ты на него вышел — тебе и карты в руки. Ищи.
День за днем бродил Василий по городу. Заглядывал во все пивные, просиживал вечера в чайных — незнакомец не появлялся. Как-то вечером прибегает к Василию домой запыхавшийся Володька-комсорг, пуще прежнего расстроенный:
— Сегодня встретил этого, волосатого! Керосин он покупал на Базарной. Ну, думаю, теперь не улизнет! Он в переулок, я — за ним. На расстоянии, конечно, как ты учил. Он во двор — я переждал маленько и снова за ним. А двор-то гляжу — проходной… Тю-тю! Ушел, гад!
— Он тебя заметил?
— Не! Навряд ли.
— А бидон большой был?
— Не. Литра на два. Да при чем здесь бидон? — вконец расстроился Володька. — Я ему про шпиона, а он про бидон!..
А надобно вам сказать, что в те времена тысячи горожан готовили пищу исключительно на примусах и керосинках. Вот и смекнул Василий: раз керосин брал, значит, обжился основательно, а раз бидон небольшой — значит «клиент» вскоре придет за горючим снова.
С утра чекист Дидусь занял очередь к керосиновой бочке на Базарной. В кепке с пуговкой, в вылинявшей косоворотке, он ничем не выделялся из толпы горожан. Медленно продвигаясь в обществе стариков и домохозяек, Василий подходил почти к самой раздатчице, а потом с пустой банкой под мышкой выходил из толпы, снова становился в хвост очереди, среди десятков лиц ища одно. И так ежедневно — множество раз.
О том, что его заприметят, заподозрят, Василий не беспокоился: домохозяйки — народ запасливый, приходили все больше с объемистой тарой, а наполнив, спешили восвояси по своим житейским делам. Но как же надоело ему толкаться часами в очереди, слушать бесконечную болтовню обывателей и вдыхать с утра до вечера ставший до тошноты омерзительным запах керосина!..
На пятый день вечером, когда Василий, отстояв свою «вахту» вплоть до закрытия бочки, пошатываясь от голода и нестерпимой боли в ногах, перешагнул порог управления, начальник сказал шутя:
— Отойди от стола — дышать нечем. Тоже мне, Диоген из нефтебочки! Да гляди не чиркни спичкой — взорвемся!
Недовольство руководства можно было понять: в управление поступали оперативные данные о том, что разыскиваемый агент не сидит сложа руки.
На шестой день долго не привозили керосина, и очередь не двигалась. Стоять на одном месте на солнцепеке было невыносимо. На седьмой день Василию явно не повезло: дважды ему, зазевавшемуся, наполняли банку керосином и приходилось, оглядываясь, опорожнять ее в ближайшей канаве. Того и гляди — оштрафует милиция.
— «Теряешь бдительность, чекист Дидусь! — ругал себя Василий мысленно. — Эдак дело не пойдет! Терпи!»
И снова становился в «строй».
А на восьмое утро, уже привычно пристроившись в хвосте очереди, он чуть не вскрикнул от неожиданности, потому что в двух шагах от себя увидел того, кого искал… Он! Ошибки быть не может! Все приметы — тютелька в тютельку! Нестерпимо медленно продвигалась очередь. Медленно тянулось время…
…Невысокий коренастый человек в помятой шляпе и черном не по сезону плаще не спеша идет по пыльной улице вдоль приземистых глинобитных домишек. Каблуки на штиблетах скособочены. Ни дать ни взять — провинциальный бухгалтер или иной какой мелкий служащий. В левой руке — бидончик с керосином: сейчас придет к себе в каморку, заправит примус, станет жарить картошку на постном масле. И это он сорил деньгами, как купчина! А между прочим, правая рука неестественно глубоко опущена в карман плаща, и в изгибе ее локтя чувствуется напряженность, и напряженность во всей его пружинистой и подчеркнуто небрежной походке. И когда незнакомец поравнялся с постовым милиционером, Василий мгновенно принял решение.
С грохотом и звоном раскалывается о мостовую ненавистная стеклянная банка, со всего размаху брошенная Василием. Здесь задействован психологический эффект: «волосатый» вздрагивает от неожиданности и на какую-то минуту теряет контроль над собой. Этого мгновения как раз достаточно: Василий резко выдергивает руку незнакомца из плаща, выламывает из волосатой лапы пистолет и кричит растерявшемуся было милиционеру:
— Подсоби, товарищ! Я из ЧК!
П У Л Я В Т О Р А Я,
вернее, не пуля, а
ОБЫКНОВЕННАЯ ФРАНЦУЗСКАЯ БУЛОЧКА
Шел 1940 год. Пол-Европы пылало в пожарах. Миллионы людей стонали под гнетом фашистского ига. Над нашими западными границами сгущались грозовые тучи.
Но над территорией некоторых областей Западной Украины и Белоруссии впервые ярко сияло долгожданное солнце свободы. Распрямились спины бедняков. В свою землю падали свои зерна и давали обильные всходы. Дети вчерашних батраков садились за парты…
А в спины тем, кто нес народу свет новой жизни, целились стволы бандитских револьверов. Кулачье и не успевшие улизнуть магнаты, религиозные фанатики, буржуазные националисты и агенты мирового империализма в своей звериной ненависти к Советской власти были беспощадны. Особенно свирепствовали члены польской террористической организации СДЛ (смертельная дружина людова).
Однажды вечером в Ровенское ЧК поступили сведения, что в Клевань прибывает самый главный руководитель СДЛ всей Волыни. Приедет десятичасовым вечерним поездом, остановится у учителя местной школы,